отца бросали из одной тюрьмы в другую, а когда он был на свободе, то полностью отдавал себя политической деятельности; мать и бабушка часто болели. Индира, на глазах которой проводились обыски и аресты в доме, вместе со взрослыми переживала радости и муки борьбы за высокие идеи, была не по возрасту стойкой ко всем невзгодам жизни. Отцу нравилась самостоятельность дочери, но он не переставал переживать за нее, наблюдая, как иногда тяжело ей бывает переносить удары судьбы.
За несколько часов до отъезда в Калькутту днем 15 января Джавахарлал беседовал на веранде своего дома с группой крестьян, приехавших в Аллахабад на праздник «Магх Мела». Вдруг завыли собаки, и огромные стаи птиц с криком поднялись в небо. В то же мгновение пол на веранде заходил под ногами, с крыши посыпалась черепица. Толчки продолжались две-три минуты. Внезапно все стихло. Эпицентр землетрясения находился далеко, и Джавахарлал тогда еще не мог знать, чего стоили эти короткие мгновения для миллионов индийцев.
На следующий день, как и намечалось, Джавахарлал вместе с женой и дочерью приехал в Калькутту. Но здесь тоже мало что было известно о последствиях землетрясения в Бихаре...
Все свободное время от посещения врачей Неру использовал для встреч с товарищами по партии. Среди них царили смятение и полная растерянность: одних тревожила соглашательская политика правых и падение из-за нее престижа Конгресса в народе, других, напротив, беспокоил рост влияния коммунистов в местных конгрессистских организациях. Коммунисты возглавили крупные профсоюзные объединения в Бенгалии и доставляли много хлопот и колонизаторам, и владельцам предприятий.
В Калькутте Неру выступил на трех больших митингах, подвергнув критике правительство за его жестокие репрессии против народа, за удушение всякой свободы мысли. «Было бы проще, — с сарказмом говорил он в заявлении для прессы, — вместо многочисленных указов, приказов и наставлений иметь один всеобъемлющий вердикт, ликвидирующий все школы и колледжи, запрещающий все газеты и книги, который бы предписывал каждому индийцу считать себя заключенным... каждое утро салютовать флагу Соединенного королевства и дважды петь во время церковной службы британский гимн».
Полицейские агенты неослабно следили за Неру. Секретные донесения о его встречах и выступлениях направлялись в Дели, а оттуда в Лондон. «В настоящий момент, — докладывал английскому правительству вице-король Индии Уиллингдон, — для нашего политического будущего существует одна реальная угроза, заключающаяся в том, как бы Джавахарлал Неру не начал пропаганду в селах в чисто социалистическом и коммунистическом духе. Правительство Соединенных провинций не сомневается в том, что основной целью Неру является... заражение массы коммунистическими бациллами». Далее в докладе Уиллингдона сообщалось, что «результатом всего этого, по мнению директора разведывательного бюро, может стать то, что в ходе следующей кампании гражданского неповиновения Ганди поднимет огромную армию хариджан, а Джавахарлал поведет за собой войско стойких аграриев».
Правительство Индии в циркулярном письме уполномочивает власти в провинциях арестовать Неру «на основании серьезного обвинения, которое повлекло бы за собой длительное заключение».
...Шантиникетан — «обитель спокойствия» — так можно было бы перевести это название с бенгали. Тагор принял семейство Неру как самых дорогих ему людей. В своем белом, свободно колышущемся на ветру хитоне, с белыми волосами и длинной окладистой бородой, с удивительно молодыми живыми глазами, писатель походил на патриарха. Он провел гостей по университетским аудиториям и потом, допоздна гуляя с ними по аллеям парка, увлекательно рассказывал о Шантиникетане, о планах на будущее. Занятия в основном проходили на открытом воздухе, под сенью деревьев. Учащиеся пользовались обширной библиотекой, лабораториями, имели опытные поля, мастерские. Преподаватели и студенты проводили большую просветительную работу среди крестьян и рабочих. «То, что мы пытаемся делать в Шантиникетане, русские делают в масштабе целой страны, и делают хорошо», — рассказывал Тагор об увиденном во время поездки в Советский Союз и тут же негодовал по поводу того, что его книга «Письма из России» запрещена колониальными властями. Россия представляется ему «светом ангела в сатанинском мире». Он всю свою жизнь мечтал покончить в Индии с духовным рабством, накормить голодных и дать простым людям образование, а в России, в прошлом такой же задавленной и бесправной, как и его страна, это осуществлено в сказочно короткое время. Он верит в духовное начало мироздания и знает, что большевики — атеисты, но это его в отличие от Ганди не страшит: «Большевики, — говорит он, — видят во всеобщем благе человечества высшую правду на земле».
Неру сосредоточенно слушал Тагора и радовался, находя подтверждение собственным суждениям в словах великого соотечественника.
Установленные Тагором гуманистические и патриотические традиции в университете и общая демократическая обстановка, царившая в нем, не могли не понравиться Джавахарлалу и Камале. Оставляя Индиру в Шантиникетане, родители были спокойны за ее воспитание.
Только на третий день пребывания Неру в Калькутте сюда начали поступать сообщения о последствиях землетрясения в Бихаре. Размеры катастрофы были ужасны. Десятки тысяч людей оказались погребенными под развалинами зданий. Правительство не сумело организовать своевременной помощи населению, и число жертв поэтому еще более возросло.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155