От боли Коплин чуть не потерял сознание. Он прошел каких-нибудь полсотни ярдов, хотя ему показалось — многие мили. Тут из снега и мороза вдруг соткался некий силуэт, некая фигура. Краем угасающего сознания Коплин отметил, что при виде этой фигуры солдат весь напрягся.
Раздался мягкий звук — «плоп», — и огромнейший комондор вдруг без единого звука завалился в снег. Солдат отпустил Коплина и схватился за автомат, но таинственный звук «плоп» повторился, и пограничник с небольшим красным пятном на лбу вдруг замешкался, глаза его подернулись поволокой, и он грохнулся возле своего пса.
Мозг Коплина, перегруженный впечатлениями последних минут, лишь отметил, что вокруг происходит некая чертовщина. Он опустился на снег и бессмысленно наблюдал за тем, как из снежной мглы материализуется высокий мужчина в серой парке. Нагнувшись над псом, мужчина покачал головой:
— М-да, — сказал он лаконично.
Мужчина выглядел весьма внушительно. Лицо его было цвета мореного дуба, черты лица суровые. Но Коплин обратил внимание на глаза: он прежде никогда не видел таких зеленых проницательных, излучающих тепло глаз, столь явно контрастирующих с выражением лица мужчины.
Мужчина улыбнулся Коплину и вдруг произнес:
— Если не ошибаюсь, вы доктор Коплин? — сказано все это было мягко, даже деликатно.
Незнакомец запихнул свой пистолет с глушителем в карман, нагнулся и внимательно изучил следы крови на парке Коплина.
— Я лучше отведу вас в одно место, тут неподалеку. Там и займемся лечением.
Он легко взял американца на руки и пошел вниз по склону, в сторону побережья.
— Кто вы? — сумел выдавить из себя Коплин.
— Питт. Дирк Питт.
— Не понимаю… Откуда вы тут взялись?
Коплин так и не услышал ответа на свой вопрос. Накатила сплошная черная волна, и он потерял сознание.
Глава 3
Сигрем выкурил сигарету, пока ожидал за столиком открытого всем ветрам ресторана на Кэпитол-стрит свою жену. Она опаздывала. За восемь лет, что они были женаты, он не мог припомнить даже одного-единственного случая, чтобы жена пришла вовремя. Он жестом подозвал официанта и заказал спиртного.
Наконец появилась Дана. Она застыла у входа, высматривая мужа, наконец увидела его и начала пробираться между столиками. На ней были оранжевый свитер и коричневая твидовая юбка: в таком наряде она выглядела прямо-таки девочкой выпускного класса. Светлые волосы Дана повязала платком. Ее кофейного цвета глаза глядели живо, радостно, даже несколько насмешливо.
— Давно ждешь? — с улыбкой спросила она.
— Чтобы не соврать, восемнадцать минут. Иначе говоря, ты опоздала против обыкновения на две минуты десять секунд.
— Извини. Адмирал Сэндекер созвал совещание — только что закончили.
— И какие же именно светлые идеи?
— Ну, например насчет морского музея. Раздобыли деньги, теперь нужно раздобывать экспонаты.
— Экспонаты? — уточнил Сигрем.
— Ну да, всякое старье, останки знаменитых кораблей, в таком духе.
Официант поставил перед Сигремом заказ. Наведенная на мысль видом бокала. Дана попросила себе дайкири.
— Осталось всего так мало, — продолжила она свою мысль. — На удивление мало. Канат с «Луизианы», вентилятор с «Мейна», якорь от «Баунти». И ведь все это раскидано по разным углам…
— По-моему, есть куда лучшие способы транжирить государственные субсидии. Ее лицо исказилось:
— Чем ты недоволен?
— Все это глупости. Собирать гнилые обломки неизвестно чего, укладывать их под стекло и ахать по этому поводу. Верь на слово, чушь это.
Слова его были поняты как вызов.
— Сохраняя останки кораблей, мы способствуем установлению элементарных связей между человеком и его историческим прошлым, — глаза Даны гневно заблестели. — Все это называется приумножением культурного богатства нации, понял? Это мудакам вроде тебя на все плевать.
— Заметь, ты уже пользуешься морской лексикой.
Она виновато улыбнулась, почувствовав себя сконфуженной от его вовремя произнесенного замечания.
— Скажи лучше, тебя заедает, когда жене удается сделать хоть что-то без твоей подсказки. Разве не так?
— Ладно, ладно… Единственное, если хочешь знать, что меня заедает, так это твоя новая манера разговаривать. Почему-то все симпатичные феминисточки полагают, что им чертовски идет лексика портовых шлюх.
— Уж кто бы говорил! Пять лет он живет в столице, а посмотреть на тебя — мужик мужиком, даже одеваться не научился. Посмотрись в зеркало, прежде чем делать замечания другим! Тоже мне… Почему ты не можешь, например, подстричься, как это делают другие мужчины? То, что у тебя на голове, уже сто лет не в моде. Когда нас видят с тобой вместе, мне всегда стыдно, что у меня такой муж.
— Видишь ли, я достиг, будем откровенны, таких степеней, такого положения в научном мире, что могу ходить вовсе нестриженным и голым.
— Вот только, пожалуйста, вот только ради Бога… Надо было выйти замуж за нормального сантехника или садовника — на худой конец… Надо же было на физика нарваться!
— Приятно слышать, что хоть когда-то меня любили.
— И до сих пор любят, если на то пошло. — Глаза ее сделались мягче при этих словах. — Это последние два года все идет, черт знает как. Даже вот в ресторан пришли, и то не можем отдохнуть, обязательно ругаемся. Пойдем-ка, снимем номер в мотеле, займемся, чем положено заниматься супругам в часы досуга. Почти в рифму получилось. Как ты смотришь?
— Это что-нибудь изменит?
— Это будет хорошим началом. А все с чего-то нужно начинать.
— Увы, не могу.
— Опять твоя идиотская работа?! Неужели ты не понимаешь, что твоя работа, моя работа — они разводят нас. Мы делаемся чужими.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149