– Непохоже, чтобы он расплавился, – удивился Питт.
– Да и показания это не подтверждают.
Найт, глядя на мониторы, сделал краткий обзор:
– Имеются повреждения в носовой части. Сорван руль глубины левого борта. Длинная трещина в днище – около двадцати метров.
– По-моему, трещина глубокая, – добавил Питт, – повреждены балластные танки и корпус. Она, наверное, задела край кратера, который и распорол ее, словно консервную банку. Представляю, как отчаянно боролся за жизнь корабля экипаж, но поднять ее на поверхность было уже невозможно. Она принимала воду быстрее, чем ее откачивали, и постепенно уходила на глубину, пока не ударилась о склон.
В каюте воцарилась тишина. Субмарина на экранах довольно быстро смешалась в сторону кормы. Наконец вооруженный камерами «Шерлок» прошел мимо нее – и субмарина исчезла с экранов. Исследователи продолжали смотреть на мониторы, на которых отражалась мирная картина морского дна. Они думали о том, что должны были пережить люди, нашедшие свою могилу в этих неприветливых глубинах.
Никто не решатся нарушить молчание, даже дышать старались тише. Но постепенно люди избавились от кошмарных видений и отвернулись от мониторов. Немного придя в чувство, они начали обмениваться шутками, смеяться и, в общем, вели себя словно болельщики, радующиеся выигрышу любимой команды.
Питт и Джордино могли чувствовать себя свободными весь остаток рейса. Их часть исследовательского проекта была выполнена. Они нашли иголку в стоге сена и имели все основания этим гордиться. Однако очень скоро выражение лица Питта снова стало серьезным, и он задумчиво уставился прямо перед собой.
Эти симптомы были хорошо знакомы Алу. После успешного завершения очередного проекта у Питта начиналась депрессия. Его пытливому уму срочно требовалась новая загадка.
– Отличная работа, парни, – тепло улыбнулся Найт. – Вы, ребята из НУМА, превосходно знаете свое дело. Да и техника у вас на высоте. Вы провели самую замечательную разведывательную операцию за последние двадцать лет.
– Не спеши радоваться, – сказал Питт. – Самое сложное еще впереди. Утащить субмарину из-под носа у русских будет совсем не просто. Здесь «Гломар Эксплорер» уже не поможет. От больших кораблей не будет никакого толку. Всю операцию придется проводить под водой.
– А это еще что? – воскликнул Джордино, изумленно уставившись на монитор. – Похоже на большой кувшин.
– Больше на урну, – сказал Найт.
Питт несколько мгновений тоже смотрел на монитор. Потом выражение его лица изменилось: задумчивость сменилась напряженным вниманием, из покрасневших глаз исчезла усталость, они снова стали зоркими и цепкими. Странный предмет стоял на дне. Две ручки располагались с двух сторон от узкого горлышка, расширяющегося в овальную емкость, которая книзу снова сужалась и тонула в песке.
– Терракотовая амфора, – объявил Питт.
– Думаю, ты прав, – задумчиво пробормотан Найт. – Такие сосуды использовались греками и римлянами для перевозки вина и оливкового масла. Их очень часто находят на дне Средиземного моря.
– Но откуда она взялась в Гренландском море? – вопросил Джордино, не обращаясь ни к кому конкретно. – Кстати, здесь, в левом углу, еще одна.
Затем в объективы камер попало три амфоры, вслед за ними еще пять, все они были расположены по ломаной линии, идущей с юго-запада на северо-восток.
Найт повернулся к Питту:
– Ты у нас эксперт по кораблекрушениям. Что ты об этом думаешь?
Прошло добрых десять секунд, прежде чем Питт ответил. Когда он все же заговорил, его голос звучат тихо и глухо, словно доносился из соседней каюты:
– Я могу только предположить, что мы наткнулись на кораблекрушение, которого, если верить известным мне источникам, здесь быть никак не могло.
6
Рабин готов был продать душу дьяволу, лишь бы только забыть о стоящей перед ним невыполнимой задаче, убрать влажные от пота ладони с рулевой колонки, закрыть усталые глаза и ждать смерти, но чувство ответственности за пассажиров и экипаж не позволило ему так поступить.
Даже в самых страшных ночных кошмарах он никогда не представлял себя в такой безумной ситуации. Одно неверное движение, одна крохотная ошибка – и пятьдесят человек обретут глубокую и никому не известную могилу в холодном море. Это несправедливо, мысленно восклицал он то и дело, это несправедливо!
Навигационные приборы не работали. Средства связи тоже. Ни одному из пассажиров никогда не приходилось вести самолет, даже легкий. Старший стюард был полностью деморализован и не знал, что можно сделать. Да еще стрелки указателей уровня топлива почему-то стояли на нуле. Как тут не запаниковать!
Куда делся командир? От чего умерли офицеры? Кто вверг оставшихся в живых в этот безумный кошмар?
Вопросы сменяли друг друга, но ответов не было.
Рабина утешало только то, что он был не один. Вместе с ним в кабине находился еще один человек.
Эдуардо Ибарра, член мексиканской делегации, когда-то служил механиком в военно-воздушных силах своей страны. С тех пор как он держал в руках гаечный ключ и устранял неисправности на старых турбовинтовых самолетах, прошло тридцать лет. Но когда он сел в кресло второго пилота, чтобы считывать для Рабина показания приборов и передвигать по его команде рычаги и тумблеры, то, к собственному изумлению, обнаружил, что кое-какие знания еще остались.
Ибарра был круглолиц, гладкая кожа отливала бронзой, волосы густые черные с проседью и широко расставленные темно-карие, лишенные какого бы то ни было выражения глаза. Одетый в дорогой костюм-тройку, он совершенно не вписывался в интерьер пилотской кабины «боинга».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177