Сычев не сказал о ссылке, а Петухов понял, что рыбка с крючка сорвалась и истинной причины приезда Сыча он не узнает.
— Воздух, тишина, благодать! — начал Сычев петь гимн Сибири. — И ты здесь, как в холодильнике, сохранился. Здоровый, цветущий, румяный. Словно вчера тебя видел.
— Хорошо поешь, Леша. Давно в лирики перековался? — В машине Сычев согрелся. «Кукушка» едва отапливалась, и он немного замерз, а тут от печки шел жар.
— Да, легко ты оделся, Леша, — читая мысли, сказал Петухов. — Но я тебе подберу снаряжение по погоде. У нас градусов на пятнадцать ниже, чем в городе. Хорошо еще, солнышко несколько дней в году светит.
— Может, и я заморожусь. Не люблю крупные даты и юбилеи.
— Да-да, помню. Ты же на пять лет старше меня. Стрелки к полночи приблизились?
— Угадал. А дальше сплошная темень, настал период мемуарной хандры.
— Нормально, Алеша. Всех бандитов не переловишь и не пересажаешь. А вспомнить есть что.
— Утешаешь, Илюша. Я и сам все вижу.
— В Москву вернуться не хочешь?
— На экскурсию. Ничего уж там не осталось. Сын на Северном флоте в подводниках служит, старуху свою я здесь похоронил. Куда мне рыпаться и кто меня ждет? Лет этак на десять пораньше, то, может, и решился бы. Съезжу к сыну в Мурманск, заеду к Трифонову Сашке в Питер, и все мои задумки, а в столицу не хочу. А ты по Москве тоскуешь?
— Как каждый узник по дому. Меня тайга не скрутила. Правда, дома у меня не осталось. Дочь меня и не вспомнит. Что ей было-то? Десять лет, а сейчас двадцать два. Замужем, поди. Помню, когда я семью сюда привез, то где-то в глубине души надежда теплилась. Вот скоро добрый царь придет и вернет нас назад, в строй. Мы же гвардия! Черта с два!
— Она ушла от тебя? — оборвал подполковника Сычев.
— Недели не выдержала. Поначалу тут и поселка не было. Жили в зоне. Страшно ей стало, схватила Юльку и в Москву подалась. На кой черт ей эта тайга сдалась в сорок лет. Украдкой сбежала.
— И с тех пор не виделись?
— Нет. Я каждый отпуск в Москву срывался. Приеду — а она с дочерью в Сочи либо еще где. Через пять лет бросил я эту затею. Жил лишь надеждой: а вдруг вернется. Дом отгрохал на целую семью. Поселок с клубом. Дверь на ночь не запирал. Все мне чудилось, будто она прийти должна. Куда там! Слышал, что она замуж вышла за штатского. Плевать! Жаль, что дочь от меня прятали. Но и с этим смирился.
— Ты смирился? — глухо спросил Сычев. — Брось! Я смирился, ты смирился, Глеб смирился, в гроб от самогонки травленой лег. Кешка в Одессе на бандитский нож налетел, Николай под Мурманском под лед ушел, преследуя урок. Так и перешибут всех по одиночке.
— Ну о нас руки марать никто не будет. Чего мы стоим? Нас проще за дверь выставить. — По коже Сычева пробежала дрожь. Петухов попал в десятку, сам того не понимая.
Дальше ехали молча, запала надолго не хватало. Весь пар давно уже вышел.
Машина пересекла шоссе и через десять минут въехала в поселок, где стояли рубленые избы.
— Сейчас ко мне заедем, — сказал Петухов. — На зоне работает желторотый лейтенантик. Краевой отдел УВД прислал. Пусть они с кумом в казаки-разбойники поиграют, а мы с тобой о деле подумаем.
Аргумент был принят, и Петухов привез старого друга в свой дом.
Добрый сруб, с огромной печью. Иконы в красном углу, рушники, чистота, стол накрыт.
— Да, на лешего ты не похож, Илья. Не холостяцкая это хибара, — оглядываясь по сторонам, сказал Сычев. — Женским духом пахнет.
— От тебя ничего не скроешь. Взял я одну бабенку на вокзале в Чулыме. Под Барнаулом в женской колонии срок тянула. Мужа замочила. Пьяный я был. Пожалел бабенку. На вид не скажешь, что мокрушница. А я и сейчас не уверен, что она за дело сидела. Подставили бабу!
— Да ты не кипятись, Илья!
— Извини. Срываюсь. Одичал в зоне. Короче говоря, утром похмелился, но выгонять ее на мороз не стал. Четвертый год душа в душу живем. Вот такая, брат, аптека!
— Так это же хорошо, Илюша. Теперь и смерть не страшна. Одному подыхать тяжело. А когда теплая рука на твоей груди лежит; и смерть сладостной покажется.
На столе появился штоф с первачом.
— Садись. Подкрепимся малость, чем Бог послал. Выпили, закусили.
Еще раз выпили, раскраснелись, разомлели, но держались крепко.
— Ты мне скажи, Илья, почему побег двух зеков событием стал?
— Событие или нет, тут трудно сказать. Зимой у нас в тайгу не ходят. Не сезон. Оба побегушника сидели за мокруху. Ну и главное, что разоружили конвой и ушли с оружием. Карабин «СКС» с магазином.
— Значит, сам тревогу дал?
— Обязан. Особо опасные с оружием на свободе.
— Опасные, говоришь?
— Я бы так не сказал, но, согласно статьям, так выходит.
— Значит, очень надо было, коли скачок зимой сделали.
— Тут всякое может быть. На воле тоже трудно выжить, избежать розыска и победить тайгу и мороз удается единицам. Впрочем, если смерть лучше неволи, то можно рискнуть. Но больше всего не вяжутся друг с другом партнеры по побегу. Вот я и хочу начать с них.
— Логично. Сначала «кто», а потом «как».
— Давай прикинем, Алеша, что у этих людей общего. Кроме того, что оба побегушника москвичи, ничего. У нас из Москвы людей мало. Но я так думаю, их дорожки вряд ли пересекались в столице, и здесь они относились к разным прослойкам зековского общества. Один ходил в мужиках, вкалывал, часто конфликтовал, другой тихий, молчун, но выдвинулся в авторитеты, и пахан сделал его смотрящим барака. С него и начнем. Сергей Белый. Умышленное убийство, восемь лет. Отсидел семь, осталось восемь месяцев. Посадили его, когда парню стукнуло двадцать два. Учился на пятом курсе очного отделения Первого медицинского института. Жил с матерью, болезненная женщина, пенсионерка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158