— Ну хорошо, — едва скрывая недовольство, отозвался Генеральный секретарь. — Двое представителей повздорили между собой. Дело настолько пустяковое, что я уже забыл их имена. Один ударил другого, вмешался третий, страна которого поддерживала добрососедские отношения со страной подвергшегося нападению. Этот третий, в свою очередь, тоже поддал нападавшему. Разгорелась настоящая потасовка. Совсем как тогда, перед первой мировой войной, только без кровопролития.
— Ну не совсем так. Кубинский обозреватель съездил мне по носу.
— Весьма сожалею. Надеюсь, кровотечение уже прекратилось?
— Из моего носа — да, а вот нос кубинского обозревателя, наверное, все еще кровоточит. А теперь давайте поговорим начистоту. Я присутствовала в зале и видела все своими глазами. Возможно, то, что вы рассказали, соответствует действительности, но только частично. Кто был тот старик на подиуме и что такого он сказал, от чего все собравшиеся внезапно пришли в неописуемое волнение?
— Должен признаться, я и сам этого не знаю.
— Вот это и есть прямой ответ на мой вопрос, — невозмутимо заключила американка. — Если вам удастся что-либо разузнать, прошу немедленно поставить меня в известность, поскольку мой Президент крайне заинтересован в подробной информации.
— Хорошо, мадам, — сухо отозвался Анвар Анвар-Садат и повесил трубку.
Неудивительно, что США в недоумении, подумал Генеральный секретарь. Когда дело доходит до тонкостей, Америка всегда заходит в тупик. Втайне Анвар Анвар-Садат периодически даже испытывал удовлетворение, поскольку так было гораздо легче формировать нужное политическое и общественное мнение. Но на сей раз неведение США относительно происшествия в зале заседаний не доставило ему никакого удовольствия. Ибо до разговора с представительницей Соединенных Штатов Садат, смирив на время свою гордыню, сам собирался позвонить ей, питая слабую надежду на то, что правительство США подскажет ему ключ к разгадке непонятного скандала.
— Мне нужен полный текст речи, произнесенной перед Генеральной Ассамблеей, — сухо бросил он своему заместителю.
Тот вынужден был признаться, что полного текста злосчастной речи не существует.
— Почему?
— Господин Генеральный секретарь! Поскольку выступление не было предварительно согласовано с секретариатом и произносилось на языке, к которому не были готовы наши переводчики, его полный текст отсутствует.
— Хорошо, что же все-таки удалось записать?
— Из-за неподготовленности переводчиков мы не сумели записать всю первую минуту речи...
— Ну, это я уже понял.
— Затем было отмечено заметное оживление корейских представителей, поэтому в работу тотчас включились переводчики корейского языка. На второй минуте.
— На второй?
— Потом слова старика заглушили крики и шум собравшихся, и переводчики не смогли продолжать.
Генеральный секретарь сокрушенно покачал головой.
— Так что же мы имеем? Только запись второй минуты?
— Записи далеки от совершенства...
— Я знаю! — нетерпеливо выпалил Генеральный секретарь. — Вы уже все объяснили!
— Я не то имел в виду. Записи несовершенны, потому что речь произносилась не на современном корейском языке, а на устаревшем диалекте.
— Каком-каком?
— На устаревшем северном диалекте.
— Так этот провокатор был из Северной Кореи?
— Полагаю, на вопрос вполне можно дать утвердительный ответ, но вдруг мы все же ошибаемся?
Генеральный секретарь тяжело вздохнул. Привычка формулировать свои мысли в расплывчатых дипломатических выражениях столь сильно укоренилась среди сотрудников ООН, что заставить их говорить ясно и недвусмысленно было почти невозможно. В общем-то подобная велеречивость всегда считалась достоинством, но сейчас крайне раздражала Генерального секретаря.
— Хорошо, я хочу послушать те немногие несовершенные записи, которые у нас имеются, — устало сказал Анвар Анвар-Садат.
— Собственно говоря, то, что мы успели зафиксировать, представляет собой не столько слова, сколько... числительные.
— Числительные? Что вы имеете в виду?
— Цифры.
— Числа?
— Да, числа. Докладчик произносил слова, обозначающие числа.
— Зачем понадобилось ему называть числа перед Генеральной Ассамблеей? И почему все собравшиеся пришли в такое волнение, даже ажиотаж?
— Возможно, эти числа имели какое-то весьма важное значение, господин Генеральный секретарь.
— Как это? Числа есть числа. Они могут иметь значение только в определенном контексте.
— В том-то и состоит вся трудность, — вздохнул заместитель. — У нас нет записей первой и третьей минуты речи. Должно быть, именно в них и был высказан контекст.
Генеральный секретарь откинулся на спинку кресла. Позади него, на темной поверхности деревянной стеновой панели, серебрилась арабская вязь, чтобы ненароком не обидеть англоязычный мир, если вдруг это изречение попадется на глаза американским телеоператорам. Смысл надписи заключался в следующем: если ты твердо придерживаешься своих принципов, ты не дипломат.
Это было любимое изречение Анвара Анвара-Садата, потому что он сам его придумал. Когда оно случайно попало на страницы журнала «Тайм», он получил очень много обидных писем от тех, кто не понимал сути.
Однако теперь сам Генеральный секретарь находился в сильнейшем замешательстве. Означал ли этот скандал начало настоящего кризиса? Неужели ООН, после пятидесяти лет усилий сплотить воедино все страны и народы, заставив их решать все спорные вопросы только мирным путем, изжила себя и рассыпалась в прах только потому, что некий безвестный старикашка произнес перед Генеральной Ассамблеей какие-то математические формулы?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82