Проанализировав частоту и характер сообщений, Центральное разведывательное управление пришло к выводу, что готова к действию еще одна “красная кнопка”.
Харолд В. Смит имел доступ к этой информации. Более того, пока русские позволяли себе такое, президент получил от Великобритании протест относительно особо жестоких действий одного из американских агентов. Он передал это Смиту, который написал уместное в подобных случаях опровержение. Первая часть была сугубо официальной, в ней осуждалось насилие и предлагалась помощь стране, в которой произошло столько убийств, в поимке преступника. Но лично президент позволил себе ту шутку, которую повторял всегда, когда Римо и Чиун действовали за пределами Соединенных Штатов:
— Если узнаете их имена, сообщите нам, мы бы хотели их использовать.
Но главным пунктом было то, что, по-видимому, пострадавшая сторона обладает неверной информацией, ведь человек не может совершать подобные поступки. Тогда Смита поразило, что ответ на возмущение его государства по поводу экспериментов с оружием, разрушающим озоновый слой, очень походил на те отговорки, которыми они сами обычно прикрывали Римо и Чиуна. То есть, попросту говоря, был ложью. У России были все причины не доверять Америке. Правда слишком походила на обыкновенную ложь.
Он почти понял слова Чиуна: “Они видят зло в своем собственном зле”.
Дом Синанджу конечно же не считал самого кровавого из русских царей, Ивана Грозного, злом. Но это потому, что он хорошо им платил. Так что то, что Чиун подразумевал подо злом, и то, что подразумевает западный человек, — совершенно разные вещи. Смит не знал, что является злом для Чиуна, поэтому его формулу было трудно применять.
Красный телефон снова зазвонил. Смит снял трубку, выглянув в непрозрачное снаружи окно Фолкрофта, санатория в Рае, Нью-Йорк, который служил прикрытием организации. В окно был виден залив Лонг-Айленд, серый и пасмурный. Обычно президентская линия включалась три, максимум четыре раза в год. В тот день она включалась уже в третий раз.
— Слушаю, — сказал Смит.
— Думаю, англичане нам поверили. Но знаете, что натворил ваш агент? Он проехал по Англии, собирая сотрудников безопасности, как чемоданы, а потом перебил уйму народа в самом Тауэре.
— Он обнаружил оружие.
— Где?
— В Сан-Гауте, в провинции Читибанго.
— Вот и еще одна центрально-американская проблема. Черт подери. Может, просто разбомбить эту провинцию?
— Не поможет, господин президент.
— Почему нет? В таком случае вы получите и оружие, и людей с ним связанных. Чего-то одного будет недостаточно. Это все равно, что бороться с ядерной угрозой, уничтожив одну ракету. Из России хороших вестей нет, — добавил президент.
— Они готовы к запуску? Сколько у нас времени? — спросил Смит.
— С этими проклятыми кнопками они могли бы произвести запуск хоть сейчас. Но они еще что-то строят.
— Значит время у нас есть, — сказал Смит.
— Если они окончательно не перепугаются.
— А когда это может случиться?
— Вы можете угадать, что на уме у русских? — спросил президент. — Кстати, нам еще надо ответить французам по поводу главы СВВР. Французы-то к этому какое отношение имеют?
— Вы уверены, что это дело рук наших? — сказал Смит. — Я слышал, он был у русских в списке смертников. И уже много лет.
— Да, уж они-то мечтали от него избавиться. Это всем известно. Несколько лет назад русские засылали туда болгар, потом наняли команду румын. Но потом оставили все попытки. По тому, как его убили, похоже на ваших людей.
— Что вы имеете в виду? — спросил Смит.
— Они думают, его убил не человек, а машина. Кости будто размолоты.
— Да, может быть один из наших, — сказал Смит и подумал, мог ли это быть Чиун. Римо умел многое, но оказаться в двух местах одновременно и ему не под силу.
— Наступили черные дни, Смит. Я рад, что у нас есть вы и ваши люди, — сказал президент.
Он и не подозревал, что ни один из людей Смита не приближается к флюорокарбоновой установке.
Генератор был установлен в “Химических концепциях” в Массачусетсе, в стороне от сто двадцать восьмого шоссе. Его готовили к новому пуску.
* * *
Хороших новостей не было. Генеральный вызвал Земятина на загородную дачу, чтобы тот заверил членов Политбюро: все под контролем и действия, которые он, Алексей Великий предпринимает, абсолютно правильны.
Земятин говорил коротко и по делу.
— Событий мы не контролируем. Пока что боремся с ними, как можем.
— Но положение улучшилось или ухудшилось? Мне же надо что-то говорить Политбюро.
— То есть не пора ли вам по убежищам?
— Да нет. Новости. Мне нужны хорошие новости.
— Тогда читай “Правду”. Там написано, что капитализм сдает свои позиции, а мы, вдохновленные волей масс, отвоевываем новые рубежи.
Земятин взглянул на лица других стариков. Было бы у него время на жалость, он бы их пожалел. У стариков был такой вид, будто они глядят в собственные могилы. Про готовность к войне — все это одни разговоры. К войне никто из них готов не был. Про непрекращающуюся борьбу за завоевания социализма — тоже. Это были старые маразматики, внезапно оказавшиеся на пороге войны.
Молчали все. Даже вопросов не было. Земятин заметил, как главнокомандующий, бухгалтер по образованию, поднес дрожащей рукой рюмку водки ко рту.
Земятин развернулся и вышел. Тело у него было все в шрамах, идти ему было нелегко.
Сейчас он имел то, чего боялся больше всего. Система была столь уверена в своей непогрешимости, что стала бесполезной. Практически на всех уровнях сидели такие вот старики, теперь уже абсолютно беспомощные.
И Генеральный, и Политбюро перепугались бы еще больше, если бы узнали, что их хваленый КГБ, самая мощная и успешная служба разведки во всем мире, на самом деле в сердцевине своей была еще беспомощней и бесполезней, чем старики на даче Генерального.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79