Возможно, оказывает кому-то мелкие услуги. Во всяком случае, это статист, но из таких, которые могут пойти на все… И потому мы его заловим.
— Как бы я хотел, Володя, быть таким же уверенным в себе, как ты, а то меня совсем сомнения заели. То ли завод взорвут, то ли резиденцию губернатора…
— Губернатор им не нужен. Террористы тоже умеют считать и они большие прагматики.
— Ну что ж, — сказал главный прокурор, — раз ты все о них знаешь, иди, разыскивай. Ни пуха тебе ни пера…
11. Волгоград. Следователь Вронский выходит на след.
Михайло позвал сидящего на крыльце и лузгающего семечки Сергея. Они пошли в сарай, где под копной сена лежали мешки, пузатые словно откормленные поросята.
— Бери за углы, — сказал Сивко, — и не роняй.
Когда все четыре мешка оказались в избе, Сивко велел напарнику сходить погулять.
— Далеко не ходи, скоро понадобишься.
— Тогда дай на пару затяжек, а то скучно просто так шляться по улице.
Михайло достал кожаный кисет и отсыпал Сергею в ладонь горсточку растертой анаши.
— Не жмись, хохол, говна жалко?
— Тебя, придурка, жалко. И так чуть маслы передвигаешь.
— Да это у меня такая походка, дед так ходил.
— А моего деда твои москали забротали и в НКВД поставили к стенке. И еще трех его братьев и невестку.
— И теперь ты мстишь за них?
— Я нахожусь на войне и потому никому не мщу. Иди на улицу, здесь курить нельзя.
Сергей вышел и отправился в сад. По ходу сорвал несколько переспевших груш и, войдя под шатер смоковницы, улегся под ней. Ему было хорошо. Даже очень хорошо. Курил, наркота начинала щекотать душу, а он, уставившись в небо, на котором кроме синевы ничего больше не было, взирал в ее непроницаемую бездонность. И рисовались ему быстро и хаотично сменяющиеся картины, которые необъяснимо ласково щекотали все его нутро. То, что делает Михайло, его как-то не волновало, хотя и дураку было понятно, что тот готовится сотворить. Но ему было все равно, ибо жизнь в данном виде и образе, которая предстала перед ним, меньше всего вызывала в нем сочувствия. И люди, которые жили сами по себе, обходясь без него, были для него не более, как некие механические абстрактные предметы.
Сергей задремал и приятность явная перешла в приятность сонную, что в тысячу раз было приятнее и сказочнее всего остального. Какие-то прекрасные сине-золотые видения поплыли перед его очарованным взором: солнечная предзакатная широта мира сладостно сочеталась с зелеными купами огромных, до небес, деревьев.
И в этом великолепии до его слуха донесся скрежещущий голос: «Вставай, маскаль, пора работать». Он открыл глаза: над ним столбом застыл Михайло. Он лузгал семечки и шелуху сплевывал прямо на лежащего и пока ничего не понимающего Сергея.
— Хватит валяться, пора працювати, — проговорил Михайло и, развернувшись, пошел в избу. Когда туда явился Сергей, Михайло, стоя у поставленных на попа мешков, сказал:
— Ты что-то балакал насчет машины, — он бросил на стол несколько тысячерублевых купюр. — Сходи в город и найми тачку. Потом съездишь на оптовую базу и купишь десять мешков сахара…
— На хрена тебе столько сахара? Рехнуться можно, — зырнул: на столе уже не было ни весов, ни взрывателей. Сергей заметил, что бок одного из мешков как-то странно выпячен, и форма этого выпирающегося предмета очень напоминала форму брикета с иностранными надписями. Он постарался отвести от мешка взгляд быстрее, прежде чем это мог заметить Михайло. Тот в это время доставал из пиджака сложенную вчетверо карту Волгограда.
Сергей был у порога, когда украинец его окликнул:
— Водилу бери молодого, и попроси его поменять номера машины на наши… Объяснишь… Скажешь, что боишься таможни.
— А при чем тут возраст?
— Старики любопытные, с пацаном легче договоритися.
— Ты имеешь в виду и меня?
— Тебе в этой жизни ничего не надо, кроме горилки и наркоты. И ты никому не нужен. И это для нас обоих оптимально.
Сергей потер нос, словно только что его по нему крепко щелкнули.
— Ну ты, хохол, и даешь. Не пойму я тебя, что-то ты тут темнишь…
— Машину подгонишь к палисаднику.
— Там же цветы, мак дозревает. Лучше я подъеду к сараю, со стороны поля.
Михайло положил на Сергея тяжелый мутный взгляд и напарник понял — дискуссии не будет.
Привязав бечевкой к раме велосипеда завернутые в газету номерные знаки и, засунув штанины в носки, чтобы их не цепляла цепь, он отправился в сторону города.
Первые приятности от приема анаши прошли и он чувствовал себя опустошенно и неуютно, а потому вяло вертел педали, прислушиваясь к стрекоту цикад. Впрочем, он даже не прислушивался, звон от них сам назойливо лез в уши, усугубляя в голове и без того порядочный хаос. Как-то боком, по касательной с этим хаосом, промелькнула мысль о предстоящей зиме, которая всегда была для него сущим наказанием, как, впрочем, и для многих других бичей Волгограда. Но эта темная мыслишка не слишком долго задерживалась в его голове, тем более впереди он увидел приближающийся грузовик. И он, не останавливаясь, махнул тому рукой, мол, тормози, есть дело. Машина остановилась, подняв облако пыли, и Сергей подъехал к кабине. Он оперся одной ногой о подножку и через форточку начал переговоры с водителем. Это был средних лет человек, в синем берете и с зажатой в прокуренных зубах папиросой.
— Короче, — сказал водитель, — куда и что надо везти?
— Сначала съездим на базу… купить сахару, потом махнем с ним на хутор Соломинки.
Водитель задумался, его лицо ничего не выражало.
— Да на это уйдет полдня, а меня ждет халтура…
Он явно торговался.
— Говори, сколько? — спросил Сергей.
— Двести и ни рубля меньше, — шофер взглянул на часы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139