— продолжал, не обращая внимания на мечущего глазами молнии Бадри. — Мне же больно. Я человек, как и ты. Я ощущаю боль. Представь, что ты бьёшь себя… Мы едины. Мы все люди. Наши души соприкасаются…
Бадри застыл, ощущая себя как-то странно. Слова этого человека окутывали его, сдавливали мягко, но мощно, как кольца анаконды. Лишали обычного его стремления к импульсивным, жестоким действиям.
— Я тоже человек, — пленник приблизился к тюремщику и перешёл на шёпот: — Я мог бы стать твоим другом… Я стану твоим другом… Я стану твоим братом…
Глеб обнял Настю.
— Это надолго? — спросила она.
— Я не знаю… Все очень сложно… Я не могу тебе сказать всего… Пойми, Настюха…
— Я понимаю… — Она прижалась к нему.
Ветер трепал её просторный, модный, ярко-зелёный плащ, в котором она походила на фею леса. Они стояли около невзрачного «Москвича». Человек за рулём терпеливо ждал. Он будет ждать сколько угодно, не выказывая ни малейшего недовольства. Это его работа — ждать и делать то, что прикажут.
— Папка, а мы море увидим? — дёргал Глеба за куртку Вовка.
— Увидите.
— А там вода чёрная?
— Почему чёрная?
— Так море Чёрное…
— Море Чёрное, а вода зелёная.
— В Чёрном море должна быть чёрная вода, — озадачился Вовка такой явной несообразностью.
— А в Красном море? — полюбопытствовал Глеб.
— Красная… Пап, а…
— Стоп. Молчать, — Глеб взял сына на руки, подкинул.
— А я буду плавать? — не обращая внимания на приказ молчать, продолжал донимать вопросами малыш.
— Будешь…
Машины стояли, прижавшись к обочине трассы, ведущей на аэропорт «Шереметьево-2». Это был миг прощания. Надолго? Навсегда?
Настя ко всему привыкла. Она жила, зная, что в любой момент может разбить её только-только устоявшуюся жизнь телефонный звонок, и ей придётся убираться на другой конец света, бросая вещи, квартиру. Так уже бывало. Это означало, что у Глеба охота, притом охотится не только он, но и за ним. Рядом с охотником, когда он вышел на след, не должны идти женщина и ребёнок. Они должны ждать в теплом и сокрытом от чужих взоров убежище. Ещё она знала, и это знание наполняло её холодом, что однажды может случиться так, что придут хмурые люди и скажут: «Глеб не вернётся. Он был хорошим солдатом». И это «был» подведёт окончательную, не подлежащую пересмотру черту. И она молилась, чтобы этот миг не наступил. И чтобы миновала их чаша сия. Единственно, чем она могла помочь самому дорогому человеку на земле, — это молитвами.
— Вовку держи в ежовых рукавицах, — с напускной серьёзностью напутствовал Глеб.
Вовка тут же начал толкать свою старую теорию, что в ежовых рукавицах должны ходить ежи.
— Ладно, любимая… Вам пора.
— Пора, — кивнула она.
— Самолёт через час.
— Глеб… Будет очень горячо?
— Не горячее, чем на сковородке. Нас так просто не поджаришь, Настюх. Тебе ли не знать, что мы в огне не горим.
— Я знаю. — Она поцеловала его.
Они стояли, обнявшись, ещё долго.
Время вышло. Глеб ещё раз подбросил на руках Вовку, усадил его в салон, крепко сжал руку Насти, вложив в этот жест то, что недосказано, — несокрушимую уверенность, что он вернётся. Кивнул водителю.
Настя захлопнула дверь. И «Москвич» тронулся вперёд.
Глеб постоял, смотря вслед машине, увозившей родных людей. Вскоре самолёт унесёт их вдаль. Там тихо, плещут волны, безопасно. Там за ними будут приглядывать люди, которым можно доверять.
И, как всегда, у Глеба было ощущение, что звенит внутри тоскливая струна, теребящая душу.
Ничего, это ненадолго. Может быть…
Глеб сел в серый «Форд-Фокус» и резко рванул с места. Развернулся, усмотрев промежуток в сплошном потоке машин, и на всех парах помчался в город…
Семья отправлена. Это самая уязвимая точка. Перед схваткой воину надо прикрывать уязвимые места, по которым легче всего полоснуть острым. А что схватка будет, и притом серьёзная, без дураков, насмерть, Глеб не сомневался.
У здания цирка на Цветном бульваре он подсадил в машину оперативного координатора «Легиона» Одиссея, в миру полковника милиции Олега Артемьева, заместителя начальника Регионального московского управления по борьбе с бандитизмом МВД. «Форд» сразу просел — полковник обладал воистину богатырскими габаритами, даже Глеб по сравнению с ним выглядел скромно. Координатор в стильном белом плаще смотрелся вальяжно, как бизнесмен средней руки.
— Ну, что скажешь, брат Пушкин? — осведомился Артемьев.
— А то ты не знаешь.
— Знаю. Гурвич ушёл. Операция провалена.
— Не совсем.
— Если не достигнут ожидаемый эффект и запланированные цели — операция считается проваленной.
— Ликвидировано боевое звено противника.
— Ликвидировано. И цепочка обрублена. Вы обнулили солдат, расходный материал, которых «Вервольфу», если это он инициатор охоты на Гурвича, никак не жалко.
— Согласен, Олег…
— Потому что он найдёт ещё таких вот шустрых ребятишек с криминальными наклонностями и неуёмной жаждой баксов. Для неквалифицированной работы. Выследить беглого учёного — ума большого не надо. Таких спецов по России…
— Я в курсе всего этого, Олег.
— Гурвича нет. Нить оборвана. У нас несколько пленных бесполезных ублюдков…
— Мне спать не даёт гибель Саши Кандагарского. Что твоя милиция говорит? — вопросительно посмотрел на Артемьева Глеб.
— Свидетелей нет. Мероприятия «Перехват» не дали никаких результатов.
— Это я слышал по «Радио Москвы».
— Версии ты сам вполне способен выстроить.
— Способен. На любой вкус. С архитектурными излишествами. Или в конструктивистском стиле, — улыбнулся не слишком радостно Глеб.
— Сашу Кандагарского могли грохнуть из-за старых делишек, — не обращая внимания на язвительный тон, произнёс Артемьев.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110