Поделим поровну, — покачал головой Асеев.В дверь постучали.— Кто? — рявкнул я.— Можно? — в дверь просунулась физиономия ментенка. — Это, можно…| — Чего тебе? — крикнул Арнольд.— Это… Мегера ко мне в коридоре подходит. И знаете, что говорит?— Ну?— Типа, говорит: «Мы с тобой еще посчитаемся, козел».О времена. О нравы. О бывшие прокуроры…— Заколебал ты своим нытьем, — заорал Арнольд. — Испарись!
К утру новый дежурный следак из отделения все-таки возбудил дело. Романов надавил на свои многочисленные связи, и дело передали в следственное управление города. Оно досталось старому товарищу нашего отдела Коле Лукошину. Парень честный, с отлично развитым «классовым чутьем», въедливый, горящий на работе. А что еще оперу от следователя желать?Я не выспался, голова немного побаливала, но не впервой. На том свете отоспимся. Но это не скоро будет. На этом свете у меня еще полно дел и делишек. Одно из них — найти, откуда Кукиш брал порченый героин.Кукиша поместили в комфортабельную камеру в изоляторе временного содержания УВД Центрального района. Переговорить я с ним решил с глазу на глаз, выждав немного времени. Вид его меня не порадовал.Он съежился на привинченной к полу табуретке, обхватив себя руками, будто в помещении было не плюс двадцать дять, а минус двадцать пять градусов. Трясло его еще больше. Он был похож на юродивого в момент припадка. Он колотил ногой по полу, как мартовский заяц лапой по пню.— Трясучка? — посочувствовал я.— Фашисты, — ответил он.— Почему? — поинтересовался я.— Вы меня пытаете, — ответил он. И был не прав. Не мы из него наркомана сделали.— Знаешь, что твой героин порченый? — поинтересовался я. — От него люди мрут.— Врут!— Кто?— Люди!— Как они могут врать, если они умерли?— Хороший героин! Сам пробовал!— Бацилле ты давал?— Никому ничего не давал. Держал порошок для собственного употребления, — четко оттарабанил Кукиш, как мама учила.— Да брось придуриваться. Не видишь, у меня даже бумаги нет. Писать не на чем. А память мою к делу не подошьешь. Так?— И что?— А то, что мы без протокола беседуем, чтобы вместе разобраться… Так у Бациллы твой героин был?— Мой… Не мог он им травануться.— Все к тебе сходится. Получается, ты отравитель. Злост-ИЬ1Й отравитель. — Никого я не травил. — Откуда зелье взял? — Не скажу.— Почему?— А на фига?— Заручишься моей дружбой.— И чего твоя дружба стоит?Он забарабанил пяткой по полу еще быстрее.— Дорогого моя дружба стоит. У тебя идет чистый сбыт. На магнитофон записано, как ты с ментенком торговался. Меньше семи лет не получишь. Как оно?— Ну?— А так напишешь чистосердечное признание и пойдешь за хранение наркотиков… если сдашь нам поставщиков. Получишь года два. Отсидишь год — мамаша выкупит.— И чего?— Будешь снова торговать героином. Мы тебя снова посадим. Круговорот веществ в природе… Но это потом будет. Нам нужно знать, откуда героин порченый идет.— Все равно не скажу.— Устал от свободы? Думаешь, раньше семи лет по дому не соскучишься?— Мне плевать! Я тебя ненавижу!— А почему именно меня?— Ты — гестаповец… Я подыхаю, понимаешь?! Подыхаю! Все! Нет разговора! Я вздохнул и произнес:— Ну так какие проблемы? Дадим. Говори. Я вытащил «чек» с героином, показал ему издалека. Эх, где наша не пропадала! Повторялась история с Вороной. Его глаза впились в пакетик. Он без дозы ничего не скажет. Все эти статьи УК, сбыт, хранение, сроки — его не колышат. Его колышит только пакетик с героином.Наркоманы — люди без ощущения будущего. Будущее для них — это сегодняшняя или завтрашняя доза. Дальше им заглядывать грешно. Они рабы «чека». От дозы героина зависит их жизнь. Нет ничего такого, чего бы не совершил наркоман в ломку. Сбросить ядерную бомбу на свой город, прирезать родителей — это для них вопрос не принципа, а того, насколько сильна ломка.— Мне Тютя тот героин впарил, — Кукиш облизнул губы, не отводя взгляда от героина.— Утютин, что ли? Который у кафе «Волна» точки держит?— Он.— Ты чего, у него затовариваешься?— Нет. У таджиков. Но тут он сказал, что есть дешевый героин. И сдал мне несколько грамм.— А ты их Бацилле сплавил?— Да.Все, круг замкнулся. Опять Тютя. Барыга, которого мы упустили.— А он у кого взял? — спросил я.— Наверное, тоже у таджиков. Кто еще героин по дешевке толкает партиями?.. Давай… Ну, это, давай, — он дрожащим пальцем указал на пакетик.— Погоди, разговор еще не закончен.— Ничего не скажу, пока… — он не договорил, жадно сглотнул слюну.— А что ты еще можешь сказать?— Тютя от ментовки хоронится.— Это я знаю, — усмехнулся я.— А где хоронится — знаешь?— Нет. Но хотел бы знать.— Скажу… Давай…Он взял пакетик, развернул его, взял кусок газеты, разложил на нем порошок и втянул «белый» ноздрей. Глаза блаженно закатились. Вопреки распространенному мнению, героин не только колют, но и нюхают. Правда, кайф не совсем полный, да и расход вещества поболе. Но все-таки действует.— Так где Тютя хоронится? — спросил я.— На Конноармейской улице, — Кукиш прислонился спиной к стене и закатил глаза. — Дом девяносто. Квартира шестнадцать. Или семнадцать, — он начал уплывать.— Точнее, — гаркнул я фельдфебельским голосом.— Ну, семнадцать.
— Помнишь, там взяли Аскерова, — Арнольд ткнул пальцем в направлении проплывающего слева универмага.— Это который в детской коляске героин возил? — спросил Асеев.— Он самый.— Тут же Тюленину брали, — сказал я, включая поворот и обгоняя «БМВ», тащащийся, как больной «Запорожец».— Мать-одиночка, — кивнул Арнольд.Да, действительно была такая стерва с крашеными белыми волосами — мать-одиночка. Давала своей дочурке трех лет от роду героин для клиентов, отдав дозу, дочурка забирала деньги.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48