— У него с памятью плохо, — участливо кивнул Пашка. — Амнезия. «Клиент» для психиатров созрел.
— Точно, — согласился я. — Отправим его в дурку. Тебя там уколами нашпигуют — забудешь собственное имя.
— Ну, ремонтировал. Чего особенного?
— Зачем Новоселов с тобой связался? Он что, кроме тебя, ханыги, не мог никого найти?
— Знал покойничек, у Бородули руки золотые.
— Откуда ты знаешь, что он покойничек?
— Так, — Бородуля замялся. — Ведь все знают, весь город.
— Какой город? Ты на пятнадцать суток залетел, когда еще труп не обнаружили.
— Мне братва, то есть суточники, и сказали.
— Кто сказал? Имя.
— А я помню! Кто-то сказал.
— Где ты был четвертого августа?
— Где-где? Дома был.
— А третьего?
— Тоже дома!
— А шестого?
— Дома!
— Ах ты, домосед наш. Вспоминай, чем четвертого числа занимался.
— Ничем. Встал. Опохмелился. Дрыхнуть лег.
— Врешь. Все врешь.
— Почему это?
— Какое сегодня число?
— Пятнадцатое… Или четырнадцатое.
— Семнадцатое. Ты же один день от другого отличить не можешь. Вспоминай быстро, где ты был за день до того, как на сутки приземлился.
— Говорю же, встал, опохмелился, купил одеколона, тяпнул, заснул.
— Да? А как эта штука к тебе в квартиру залетела?
Я издалека показал упакованный в целлофан билет на электричку.
— Это чего?
— Билет. Нашли среди мусора в твоей квартире. На шестнадцатое мая. Третья зона. Там как раз Коровино, где дача у Новоселова.
— Не мое. Не знаю, как ко мне попал.
— И телогрейка не твоя?
— Какая телогрейка?
— При обыске у тебя дома обнаружена телогрейка. Ты читать умеешь?
— Конечно, умею.
— Странно. По тебе не скажешь. Тогда читай… Нет, лучше я тебе почитаю. Смотри, как интересно. Похлеще детективной повести. «Пятна бурого цвета, обнаруженные на телогрейке, представленной на исследование, являются человеческой кровью…»
— А-а. Так это у меня кровь из носа пошла. Накапала.
— Ага, из одной ноздри — одна группа крови, из другой — другая.
— Чего? — Бородуля все сильнее ерзал на стуле. Как же ему хотелось очутиться подальше от этого места! Но от своей судьбы не уйдешь, не скроешься.
— Ничего. У каждого человека индивидуальная группа крови. У тебя — вторая. На телогрейке — четвертая, не твоя кровь, Кузьма.
Я бережно погладил заключение судебно-биологической экспертизы. Обычно эксперты подготавливают заключение неделями. Мне же сделали в два дня. Обошлось оно мне в две бутылки самогона. Их Норгулин реквизировал у знакомого участкового, который в свою очередь изъял РИС у злостного самогонщика. Послужило-таки запретное зелье человечеству.
— Кстати, — вставил Пашка, — такая группа крови у Новоселова.
— У него одного такая группа?
— Нет. Но она достаточно редкая.
— Ох, — дрожащими пальцами Бородуля погладил щеку. — Хорошо, говорю как на духу. Было так…
Я приготовился выслушать показания… И выслушал.
— Месяц назад у винника на Куйбышевском проспекте познакомился с одним придурком — Романом зовут. Он на заводе счетно-аналитических машин работает. Решили мы с ним сообразить, я без очереди пролез, взял бутылку. В парке присели под кустиком. А он, зараза, мало того, что себе грамм на двадцать больше налил, так еще, как шары залил, меня козлом обозвал. Представляешь, командир, — козлом. Хорошо, я человек спокойный. Другой бы сразу пришил. А я его лишь за грудки взял, пару раз в подзубало съездил. По носу попал, оттуда юшка у него пошла, вот на меня и накапало. Потом я ему по батареям ногой прошелся. Кажись, ребро сломал.
— Понятно, — закивал я. — Открыл ты нам глаза. Остается тебя отпустить и извиниться за то, что заняли твое бесценное время.
— Я правду говорю.
— Вот еще один документик. Называется — протокол опознания. Курточку, которую ты продавал, ведь у Новоселова прихватил.
— Нет!
— И подсвечник с ложечками. И магнитофон.
— Не правда.
— Кончай, Кузя, придуриваться. Начинай каяться. Время пришло. На таких доказательствах тебя любой суд осудит.
— Не трогал я никого!
— Кто еще с тобой был? Ну, тот тип в синей куртке. Все равно найдем его.
— Никого я не убивал!
— Не правильно ты себя ведешь, Кузя. За убийство из корыстных побуждений вышку схлопотать ничего не стоит. При отсутствии раскаяния и противодействии следствию суд приговаривает к исключительной мере наказания — расстрелу… Знаешь, как приводятся в исполнение расстрелы? Не знаешь? Узнаешь.Тикают часы, и ты понимаешь, что они отсчитывают последние минуты твоей жизни. И хоть вой, хоть на брюхе ползай — ничего не изменить. Будешь вспоминать, каким был дураком, что не схватил протянутый следователем спасательный круг, но поздно. Уже звучат шаги конвоира, и вскоре звякнет затвор.
— У, бля-я! — неожиданно взвыл Кузя и ударил себя ладонью по шее.
— Рассказывай, Кузьма. Тебе некуда деваться.
— Слышь, начальник, я правда не убивал. Спроси кого хочешь, тебе любой скажет — не может Бородуля человека убить. Ну, поверь мне. Не могу я убивать. Не приучен. Я же мухи не обижу.
— А за «козла» ребра ломать тоже не обучен?
— Так это святое дело. А убивать — не-е…
— Может, и не был обучен. Но когда это было. Хочешь, опишу тебе немного твою теперешнюю жизнь? Ты конченый человек. Проспиртовался насквозь. Живешь в сумрачном мире. От пьянки до опохмелки. Едва протрезвеешь, все Наполняется болью и страданием, и ты думаешь об одном — где бы накиряться снова. Друзья твои во дворе и на работе — такие же алкаши. Большинство бесед у вас насчет того, «где достать недостающий рубль и кому потом бежать за водкой», как поет Высоцкий. Когда трубы горят, все, абсолютно все сводится к одному — где достать выпить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89