Бумагу в институт не направили. Я успокоился, думаю, есть в жизни справедливость… Но нет, через пару дней — комсомольское собрание. Зачитывает доклад наш главный комсомолец, Иудушка Головлев, и открытым текстом шпарит: «Есть у нас, оказывается, товарищи, которые на поверку нам вовсе и не товарищи. Пьянствуют, ночуют по вытрезвителям». Из милиции информацию не направляли. О залете я никому не рассказывал, кроме Новоселова. Вот вы, следователи, какой бы сделали вывод?.. После собрания выхожу, Сашок пристраивается ко мне параллельным курсом и как бы невзначай сигналит: «Как же они узнали?» Взял я его за лацканы, затолкал галстук в глотку и по стене спиной повозил. Зарекся больше никогда с ним дел не иметь. Обставил он меня. По-подлому обставил. Избавился от конкурента.
— Что-то не читал я в биографии Новоселова о его ученых званиях. И упоминаний об аспирантуре там нет.
— Правильно. Кто правит в нашей стране? Мясники. В аспирантуре остался тупой, как сибирский валенок, Ванечка Прокудин. Его отец был заместителем директора мясокомбината. Куда против него адвокатские родители Сашка, а также его диплом с пятерками и занятия в научных обществах! Куда там мое рабоче-крестьянское происхождение и красный диплом! Ныне Ваня кандидат наук. Глядишь, и докторскую сделает. Пробить путь в науке свежей бараньей ногой гораздо легче, чем отбойным молотком потомственного шахтера…
— Любопытно.
— Куда как любопытнее… Дан приказ ему — на Запад, ей — в другую сторону. Точнее, я отправился на север на два года институтской отработки, а Сашок остался здесь. Потом он женился, уехал в Москву, погорел там на каких-то махинациях. Вроде бы на валюте. Слухи ходили, что он на Комитет постукивал. Я верю. Он всегда сухим из воды выходил. Ему для собственного благополучия продать кого-то, что фантик от конфеты скомкать. А я на Севере вкалывал, потом на Дальнем Востоке. Чего-то там поднимали, осваивали, давали план по валу и сам вал. На эту ерунду годы и ушли.
— Небось не любили на одном месте задерживаться? — сочувственно спросил я, попав в самую точку.
— А если везде одни сволочи. Работяги — пьянь да тунеядцы. Начальники — жулики и рвачи. Задержишься тут на одном месте, как же!
Он чем-то напоминал гоголевского Собакевича, который говаривал, что один только приличный человек в округе — прокурор, да и тот порядочная сволочь. Впрочем, Смородинцев, похоже, не разделял уважительного мнения Собакевича о прокурорах. В его глазах я прочел, что единственное место, где он хотел бы меня видеть, это мои похороны. Не дождешься!
— Давно в город вернулись?
— Четыре года назад. Потом и Новоселов появился на моем горизонте.
— Простили ему старые грешки?
— Простил? Да вы что?! Я ему это на всю жизнь запомнил.
— А почему общались?
— Как почему? Дети мы, что ли, друг на друга дуться? Странная логика.
— Как Новоселов в бытовое обслуживание попал?
— Непонятно, что ли? Воровать же надо. Всегда в душе торгашом был. Нашел себя.
— И как он воровал?
— Понятия не имею. Так кучеряво жить и не воровать разве возможно?
— Невозможно.
— Так зачем глупые вопросы задаете?
— Расскажите, как вы провели день четвертого августа.
— Когда Сашка зарезали?
— Да.
— Утром встретился с Оюшминальдом.
— Лесником?
— Да. Деревня без МТС. День с этим занудой провести — испытание. Все расскажет — как коровы в этом году доятся, как подсолнухи растут…
— Что вы у Новоселова делали?
— Посидели. Обсудили, как бы за город выбраться.
— Поохотиться?
— Порыбачить, — отрезал Смородинцев. — Я без лицензии не охочусь.
— Ах да, конечно, воспитание не позволяет.
— Не позволяет.
— Рассказывайте — как сидели, о чем говорили. Подробненько.
Я заставлял его вспоминать все новые и новые подробности. Вскоре он взорвался:
— Кому эти глупости нужны? Зачем дурью маяться? Я уже все рассказал.
— И больше ничего не помните?
— Не помню.
— Тогда я отправлю вас вспоминать в камеру. Вы — последний из тех, кто видел Новоселова в живых. И у меня есть все основания подозревать вас в убийстве… Как говорит кот Леопольд: «Давайте жить дружно».
— Таких друзей за хрен и в музей, — пробурчал Смородинцев, но амбиций у него поубавилось, он стал послушнее. Я заставил его вспомнить все детали.
— Что вы пили?
— Водку. Сашок предложил коньяк, но Шима закудахтал, что такую клоповую дрянь в рот не возьмет. Выудил из рюкзака беленькую. А мне все равно, что пить.
— Коньяк на стол не выставляли?
— Нет.
— Всю водку выпили?
— Остатки с собой взяли. Потом допили, так что не рассчитывайте… — усмехнулся он.
Пока все, что он говорил, вполне сходилось с рассказом лесника.
— Теперь небольшая процедура, — сказал я. — «Пианино» называется.
— Какое пианино? — насторожился Смородинцев.
— Не бойтесь. Это не больно.
Пашка вышел и вернулся с экспертом. Смородинцев удивленно смотрел, как эксперт раскладывает на столе бланки, валик, подушку, флакон с типографской краской.
— Что это значит?
— Это значит, что мы откатаем ваши пальцы для исследования.
— Господи, ну и дурь.
Эксперт откатал отпечатки и удалился.
— А теперь поговорим о ваших скромных утехах в компании с Новоселовым.
— И чего в них интересного?
— Ну как же — приятная компания. Среди знакомых Новоселова наверняка были занятные личности.
— Может, и были. Григорян — дитя гор, гигант мысли. Оюшминальд — титан духа… Еще одно чудо в перьях — Лупаков. На охоту собирались люди солидные, копеек не считали, а у него вечно пустые карманы, одет, как оборванец. Хотя тоже не бомж, должность у него такая же, как у меня, — начальник цеха, зарплату какую-никакую должен получать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89