Все прошло спокойно, обошлись лишь небольшим скандалом, который попытался устроить заместитель Новоселова, после смерти шефа исполнявший его обязанности.
Особой надежды на какие-то сногсшибательные результаты у меня не было. По идее во время следствия все махинации, если, конечно, они имели место, должны были прекратиться. Необходимо было провести встречную проверку вместе с организациями — получателями продукции. На сколько месяцев это затянется — одному Богу известно.
Во время возни с пыльными толстыми папками, содержащими бухгалтерские отчеты, накладные, прочую дребедень, я получил приступ удушья. У меня страшенная аллергия на бумажную пыль, и вскоре я почувствовал, что задыхаюсь. Все же, проявив героизм и презрение к трудностям, я помог погрузить изъятые папки в машину. Они заняли большую часть отведенного нам в прокуратуре пустого кабинета. Туда я посадил скрюченного гриба-боровика Лазаря Моисеевича Ноймана. Он отличался дотошностью и честностью — качествами, так необходимыми для ревизора. Я знал, что он будет безвылазно сидеть за документами, пить из термоса кофе и через месяц или полтора что-то обязательно раскопает. Должен раскопать. Иначе будет принародное представление, именуемое сдиранием шкуры со следователя прокуратуры Завгородина, то есть меня.
После обеда я сидел в своем кабинете, наглотавшись ке-тотифена, и никак не мог нормализовать дыхание. Что за напасть эта аллергия? Когда начинается приступ, то не ве-РИТСЯ, что он когда-то пройдет, создается впечатление, что ты всю оставшуюся жизнь обречен глотать воздух, как рыба, выброшенная на берег…
Я проглотил еще таблетку эуфиллина и наконец пришел в рабочее состояние. Вовремя. Пашка как раз привел ко мне в кабинет полного, пышущего здоровьем патлатого парня лет двадцати пяти — тридцати. Вид у него был простецкий он до боли напоминал водопроводчика, содравшего с меня недавно червонец за ремонт смесителя. Но парень оказался не водопроводчиком, а представителем иной профессии для которой его внешность подходила меньше всего.
— Терентий, хочешь посмотреть на обэхээсника, который не греет лапу, не лезет с заднего хода в магазин и не курит «Мальборо»? Вот оно — это счастливое исключение из правил. Пример для пионеров Виктор Мамлюков.
— Здравствуйте, — произнес Мамлюков и тут же набросился на Пашку:
— Кто это у нас лапу греет? Думай что говоришь.
— Ох, обиделся, — развел руками Пашка. — Напрасно. Я просто обожаю вашу службу. Просто души не чаю. В ней работают члены ордена аскетов.
— Нет такого ордена, — отмахнулся Мамлюков. — Таких умников послушаешь — так у нас чуть ли не взяточник на взяточнике.
— Да брось ты, я шучу…
Костюмчик с иголочки, модельные туфли и выбранный со вкусом галстук, зажигалка «ронсон» — так примерно должен выглядеть стандартный сотрудник ОБХСС. Это, конечно, не угрюмый оперативник угрозыска в потертых джинсах и в рубашке с закатанными по локоть рукавами. Круг общения накладывает определенный отпечаток. Одно дело работать в розыске и возиться со всякой «телогреечкой» мразью. Правда, позже, в девяностые годы, клиенты уголовного розыска пересядут из троллейбусов в «мерседесы» и понесутся на них по волнам шикарной жизни. Но профессиональный преступник застойных времен — это туберкулезник, вечно слоняющийся по зонам и выходящий для того, чтобы снова сесть. Другое дело — общаться с подопечными ОБХСС. Это пуганые, хорошо одетые фарцовщики, жующие под одеялом бутерброды с икрой, торгаши, закапывающие на шести сотках в огороде драгоценности, то есть люди с деньгами, с запросами, с амбициями. У них оперативник в потертых брюках вызывает презрение, разрушает контакт. В застиранной старой рубашке может ходить лишь неудачник. А какой смысл откровенничать с таким человеком?
Внешний вид сотрудников ОБХСС порождал легенды о всеобщей продажности службы. «Берет, как обэхээсник» — значит, берет много. Действительно ли хапали? Все зависело не столько от должности, сколько от человека. Там были и кристально чистые, бескомпромиссные сотрудники, часто сильно страдавшие от своей несгибаемости, поскольку имели дело с крупными ворюгами. За борьбу с ними они расплачивались должностями, а порой и жизнями. Были и такие, которые не считали зазорным протоптать тропку к черным ходам магазинов, забрести на «торгашеское эльдорадо», где можно было найти все. Возможность «достать» в условиях дефицита ценилась порой гораздо больше, чем просто деньги… Некоторые сотрудники начинали тихо брать на лапу. Наиболее «честный» и пристойный способ — брать по обрубленным концам. В процессе расследования крупного хозяйственного дела возникает множество бесперспективных линий — сведения о темных делишках, которые заведомо недоказуемы и обрубаются в процессе следствия. По ним чаще всего и хапают. Перепуганный торгаш готов заплатить любые деньги, лишь бы от него отвязались. Ему излишнее внимание ОБХСС ни к чему. Иногда просто возникает недоказуемая оперативная информация, реализовать которую невозможно, а взять за нее можно немало… Следующая стадия хапужничества — взятки за похеривание материалов, которые можно превратить в уголовные дела. Эту грань могут перешагнуть немногие… Самое поганое дело — торговля оперативной информацией по группам, находящимся в разработке, консультации преступников, получение «заработной платы» с преступных структур. Это уже полная деградация. До такого Докатывались в застой немногие…
Количество хапающих обэхээсников, сотрудников милиции, судов, да и вообще работников любых государственных органов возрастало по мере продвижения с севера на юг.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89