— Оставьте нас, — попросил я, и мы остались в купе втроем.
Комбинация сработала. Мы сумели выбить Лупакова из колеи, толкнуть его на опрометчивые поступки. Коля как нельзя лучше сфальсифицировал записку Григоряна Сергей Орлов, опер из второго отдела, так же безукоризненно разыграл роль выпущенного из «крепости» уголовника. Сергей рос в рабочем поселке, в котором любой представитель подрастающего поколения по исполнении четырнадцати лет должен был приложить все усилия, чтобы побывать в тюрьме, иначе его не будут уважать ни девушки, ни соседи. От такого детства у Сергея остались на руках густые татуировки. Вид милиционера с такими наколками обычно вызывал легкий шок, зато легко было внедряться в преступные группы, особенно когда досконально изучил блатную среду. Сергей был отличным актером и весьма ценным кадром и еще раз доказал это.
— Разговоры нам предстоят долгие, Ярослав Григорьевич. Поверьте, самое лучшее, что вы можете, это начать говорить правду.
— О чем?
— О левой продукции. О связях с Новоселовым. О Григоряне. И о многом другом.
— Не знаю, что вас может заинтересовать в моих приятельских отношениях с Новоселовым и Григоряном.
— Только ваши совместные дела.
— Я ничего не буду говорить. Ваши действия незаконны. И вы ответите за это.
— Законно таскать в портфеле двенадцать тысяч и липовый паспорт?
— Деньги — это мои накопления. Спросите у кого угодно — жили скромно, копили. Могли скопить.
— И зачем вы с этими деньгами в Ленинград подались?
— Машину хотел купить! Или дом! А паспорт в первый раз вижу. Такой ответ вас устраивает?
— Нет… Но у нас будет еще немало времени перекинуться словечком на эту тему. Если она вас смущает, найдем другую. Несколько месяцев назад вас сильно избили на улице и вы лежали в больнице. Кто и за что вас бил?
— Зачем это? — резко спросил Лупаков.
— Есть основания интересоваться сим фактом.
— Меня избила какая-то шпана. «Эй, мужик, хочешь в глаз?» Ну, вы понимаете.
— Сколько их было?
— Трое… Или четверо. Молодежь. Хулиганье. Развели мразь всякую. Вместо того чтобы с ними бороться, провокациями развлекаетесь.
— Почему не писали заявления?
— А толку? Когда вы кого нашли? Только время терять. А я человек занятой. На мне большая часть забот по заводу лежит. Между прочим, я уже десять лет на Доске почета передовиков, у меня грамот от министра немерено. Я два раза избирался депутатом городского совета. А вы со мной, как с каким-то щенком, обращаетесь. И думаете, что все с рук сойдет.
— Вы можете опознать тех хулиганов?
— Не могу!
Поезд приближался к вокзалу.
— Нам пора, — сказал я.
Через полчаса мы сидели в прокуратуре. Я пил кофе и заполнял документы на задержание. Тут раздался звонок. Звонили оперативники из Налимска.
— Копнули, нашли все, — сообщали они.
— Что в тайнике?
— Деньги и драгоценности. Очень много.
Я повесил трубку. Заполнил анкетные данные на Лупакова и протокол допроса, разъяснил мотивы и основания его задержания. Затем перешел к основной части.
— Что вы нам можете рассказать, Ярослав Григорьевич?
— Ничего. Я ведь имею права не отвечать на вопросы. Вот и воспользуюсь им.
— Тем самым вы лишаетесь возможности отстаивать свою позицию. Это не очень умно, Ярослав Григорьевич.
— Даже глупо, — поддакнул Пашка.
— Разберусь как-нибудь. Без сопливых.
— Ну вот, оскорбления. Не к лицу… Нам дружить надо. Я ведь на вас зла не держу. Моя работа — расследовать дела. По-человечески вы мне даже симпатичны. Я даже готов помочь вам как могу.
— Вы меня за дурака держите?
— Я на самом деле готов вам помочь. Для начала оформить ценности, зарытые вами в тайнике у силосной башни, как добровольную выдачу…
После этих слов нам пришлось вызывать «скорую», и Лупаков на два месяца очутился на больничной койке. Врачи запрещали нам встречаться с ним и действовать ему на нервы.
АКТ О НАМЕРЕНИЯХ

А я тем временем решил доработать линию, связанную с нападением на Лупакова неизвестных лиц. И тут начались сюрпризы.
Оперативник из отделения милиции, на территории которого было совершено нападение, развел руками.
— Мы как сообщение получили, начали работать, но он уперся — не хочу, чтобы дело возбуждали.
— Да ладно врать-то, — хмыкнул я. — Это оперативники уламывают потерпевших заявления не писать.
— Не тот случай. Лупаков — человек в городе известный. Был депутатом горсовета. С ним бы мы так не поступили. Если бы он выразил желание, сразу бы дело возбудили, но он уперся — не сдвинешь. Претензий нет — и все.
— А подробности рассказывал?
— Путаное коротенькое объяснение и в конце — претензий нет, все было на личной почве, прошу никого не привлекать. Все как положено. Отказ в возбуждении дела.
— А как побольше узнать?
— Надо с патрульными переговорить. Они его вызволяли. Палкин и Васильев — из роты ППС при ОВД…
Палкин и Васильев оказались здоровенными деревенскими мужиками, которым так и просились в руки вилы и рычаги тракторов. Я выдернул их с развода, где проводился инструктаж новой смены патрульных, зачитывались сводки происшествий, раздавались фотороботы и ориентировки на преступников.
— Мы с работы шли, — сказал Палкин. — Тут женщина кричит — там человека бьют. Мимо же не пройдешь. Я во внерабочее время двух разбойников, которые комиссионку грабили, задержал, для нас, как в песне поется, служба дни и ночи.
— Где дело было?
— На Буденного. А били его во дворике. Мы туда рванули, но они уже сорвались. Там такие дворы, что мы не смогли догнать.
— Сколько их было?
— Двое.
— Вы сами видели двоих?
— Нет, нам свидетельница сказала.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89