В министерство. В Москве они подмазывали не одного человека.
— Правда, что на вас было совершено покушение?
— В деле этого нет.
— Меня не интересует, что есть в деле, — с неожиданно прорвавшимся раздражением произнес обычно спокойный Румянцев. — Меня интересует, как было.
— Два покушения.
Я рассказал ему в общих чертах обстоятельства совершения покушений, естественно, умолчав о некоторых подробностях.
— Кто был инициатором? Григорян?
— Первого — Григорян. Второго — теневые тузы города. — Я перечислил несколько фамилий, и лицо Румянцева стало чернее тучи.
— Зачем им было организовывать на вас покушение?
— Они хотели увести от удара заведующего промышленным отделом обкома Выдрина…
Немая пауза. Стук авторучки, которую Румянцев резко положил на стол.
— Вот мы и добрались до самого главного. Я оградил вас от давления. Хотелось бы услышать о результатах.
— В деле пока ничего нет. Патронов такого ранга не сдают.
— К бесам дело! Как и на сколько он проворовался?
— Когда Григорян с Новоселовым решили прибрать к рукам комбинат бытового обслуживания, они понимали — необходима солидная поддержка. В то время ходил слушок, что Выдрин может оказать некоторое содействие, если найти к нему хитрый подход. Сработали они на редкость красиво. Выдрин уходит в отпуск и по привычке едет в Крым в один из номенклатурных санаториев. Рядом с ним на этаже поселяется Новоселов.
— В цековском санатории?
— Деньги — это ключ, открывающий двери и таких заведений. Рядом с санаторием снимает дом Григорян. Дальше все как по писаному. Новоселов — обаятельный, открытый рубаха-парень, пьяница и балагур, отличный преферансист. Лучшего партнера для отпуска не найти. Как он мог не сойтись с Выдриным? А тут и Григорян — восточное гостеприимство, шашлычки, рестораны. В один прекрасный день появились и девочки. Какая растопленная жарким солнцем, размоченная добрым домашним вином душа откажется от женского общества? Гуляли хорошо — со смаком, со смыслом. В результате Выдрин пришел к выводу, что Новоселов — отличный парень. И что Григорян — отличный мужик. И что лучшей кандидатуры для руководителя комбината бытового обслуживания, чем Новоселов, не найти… О чем они там говорили, какой уговор был — не знаю. После этого южного кутежа Новоселов становится руководителем комбината. Выдрин же каждый месяц получает пакетик с деньгами. И постепенно при посредничестве Григоряна завязывается с другими теневиками области.
— Какова перспектива следствия?
— Не знаю, удастся ли доказать факт передачи взяток. Все с глазу на глаз, без свидетелей. Никаких нарушений по документам не проходит. Злоупотреблений в принципе тоже особых нет. То, что они гудели на Черном море, в принципе не преступление, хотя и не соответствует этике партийного руководителя.
— Вор и взяточник. А вы об этике руководителя.
— Есть кое-какие подходы. При некоторых эпизодах были свидетели, которых можно было бы раскрутить на показания о фактах взяток. Может, что-то получится. Если, конечно, мне не будут ставить палки в колеса.
— Еще как будут, — вздохнул Румянцев. — Мне уже в Москве закидывали удочку — что это прокуратура лезет в обкомовские дела? Распоясались. Надо руки укоротить. На меня, секретаря обкома, пытаются давить. А вы хотите, чтобы следователя оставили в покое?
— Выдрин настолько значительная величина, что о нем заботятся в самой Москве?
— Дело не в величине, хотя не мне вам объяснять, что завотделом обкома величина немаленькая. Испокон веков любая власть стояла на том, что кто-то кого-то тащил наверх. А тот, кого вытащили, тащит следующего. Так образуются кланы, повязанные общими карьеристскими, а порой и материальными интересами. Выдрина кто-то тащил наверх. Этого кого-то тоже тащили. И цепочка может уходить высоко. Очень высоко.
Румянцев нажал на кнопку, и в комнату отдыха мягко впорхнула секретарша.
— Еще два кофе, пожалуйста.
Секретарша удалилась. Румянцев помолчал пару минут, о чем-то раздумывая.
— Вот что, Терентий Витальевич. Взяточники мне в моей епархии не нужны. Будем их изживать. Вы готовы мне помочь?
— А вы?
— Я — готов.
— А я — всегда готов.
Румянцев бросил на меня острый взгляд — ему, видимо, не по душе пришелся мой легкий тон. Секретарша принесла кофе.
— Сердце шалит. Нельзя столько кофе пить, — сказал Румянцев. — И все равно пью.
— Я тоже.
Румянцев отхлебнул кофе, помолчал, глядя в одну точку.
— Я секретарем парткома крупного совхоза начинал. После сельскохозяйственного института, — неожиданно начал Румянцев. — Потом вторым секретарем райкома пригласили. День, ночь, дождь, слякоть — в «газик» и в дорогу. Тысяча проблем у сельского секретаря. До всего есть дело, все надо успеть. Отопление в домах рабочих отключили — надо взгреть кое-кого, чтобы неповадно было рабочий класс морозить. Свиноводческий комплекс с недоделками сдали — строителям холку намылить, начальника стройуправления на бюро райкома вытащить. А посевная пошла или уборочная — вообще света белого не видишь. До хрипоты голос срывал. Собственноручно палкой тракториста по хребту охаживал — он свой трактор спьяну в болоте утопил. И, главное, не зевать, не показывать слабину — быстро на шею сядут. Пьянь, бездельники — всех к ногтю. Особенно хапуг и воров не любил. Как пиявок, их давить надо. — Он выразительно сжал пальцы, будто в них в самом деле была пиявка.
Румянцев расслабил галстук на покрасневшей шее и расстегнул верхнюю пуговицу рубашки.
— Секретарь сельского райкома всегда был работягой, как вол вкалывал, света белого не видел.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89