Люди, захватившие здание, сообщили, что мы получим от них известие в десять часов. Вот тогда и узнаем.
Лиленд выпрямился.
— Это единственное сообщение от террористов?
— Да. Всего несколько минут назад они передали одну-единственную фразу: «Мы дадим о себе знать в десять часов».
— Значит, переговоров не будет?
— В данной ситуации мы будем ждать.
Корреспондент объявил рекламную паузу, и Лиленд убавил звук. После праздничных поздравлений от персонала телестанции пошла реклама нефтяной платформы, принадлежащей одному из конкурентов «Клаксона». Лиленду не терпелось подойти к окну и посмотреть, что происходит на улице, но он опасался, что его засекут с вертолетов и растрезвонят всем и вся, что он жив. Пауэл это знал. В записке, которую Лиленд вложил в бумажник, он попросил прекратить глушение, добавив: «Я хочу поговорить с тобой первым. Вертолетная атака провалилась. У противника потерь нет».
Складывалось впечатление, что полиция начинала прислушиваться к нему, хотя полной уверенности в этом не было. Причина и следствие не всегда связаны между собой. Он хотел, чтобы прекратили глушение, и полиция, кажется, делала все возможное для этого. Но теперь его мысли были заняты другим, что непосредственно не имело отношения к происходившим событиям. Его опять занимал сейф, заложники и здание. Что, если бы Лиленд не оказался здесь? Если бы он ограничился телефонным звонком к Стеффи и полетел до Сан-Диего?
На экране телевизора появился актер, изображавший служащего заправочной станции, который неправдоподобно трогательно прижимал к щеке банку с моторным маслом. Когда реклама кончилась, Лиленд прибавил звук, продолжая думать о своем. Террористы все равно взяли бы заложников, засели бы в здании и добрались до сейфа, что в общем-то и произошло. Принимая во внимание мощность пластиковой взрывчатки и число детонаторов, они откроют сейф, что тогда? Если они откроют сейф, то главная цель операции будет достигнута.
Корреспондент на улице читал полученные ранее сведения о том, сколько человек убил Лиленд. Он подчеркнул что это непроверенные данные. Лиленд решил, что следующего он спустит на улицу в корзине.
Эти люди мнили себя революционерами, борцами за свободу. Когда они добьются своего, они уйдут. Лиленд постучал пальцами по ручке кресла. На экране телевизора снова появилось здание, почерневшее и дымящееся.
Пока они находятся в здании, они не взорвут его. Они могут подорвать его на расстоянии, если у них есть для этого соответствующий передатчик. Если действительно существует угроза, то они сделают это, что ж, пусть попробуют.
У банды достаточно взрывчатки, чтобы уничтожить не только «Клаксон-билдинг» и семьдесят пять человек, но и все, что находится в радиусе одной мили. Если они уйдут через крышу и их подберут с воздуха, они позаботятся о том, чтобы бомба взорвалась не раньше, чем они будут сидеть в набирающем высоту вертолете. Это было ясно, как божий день. Насколько он понимал, именно по этой причине они и выбрали Лос-Анджелес. Полиция не сможет проникнуть в здание снизу, даже через коллектор, и банда прекрасно знала об этом.
Полиция никак не хотела верить Лиленду. Пауэл сказал, что они по-прежнему нуждаются в его помощи. Дожидаясь десяти часов, они будут просматривать карты подземных коммуникаций и видеозаписи, но они никак не хотели верить, что он убил семерых, когда он говорил: «семь», когда «пять». Они не верили ничему, что бы он ни говорил. Кэти Лоуган поняла все. Он был один. За него эту задачу не решит никто — только он сам.
* * *
Он смотрел телевизор еще двадцать минут, переключаясь с одной программы на другую, пока корреспонденты не начали повторять друг друга. Один из каналов показал пленку, отснятую в Германии; на ней были запечатлены некоторые члены банды, в том числе — Ханна и Скезикс, настоящее имя которого было Вернер или что-то в этом роде. Был здесь и Карл, брат того парня, которого Лиленд отправил им в лифте (номер первый). Карл оказался здоровенным детиной, блондином с волосами до плеч: он походил на ударника рок-н-ролльного оркестра. Кэти больше не показывали: возможно, режиссер нашел, что она была слишком расстроена, чтобы притворяться перед телекамерой. Мысли путались как у пьяного. Он чувствовал, что засыпает и надо встряхнуться. «Стареешь», — подумал он про себя. Это было изначальной ошибкой — поверить, что у него хватит сил, чтобы пройти через все это. Герои не только оказываются не у дел, но и стареют.
Тут его осенило, что в здании должно быть полно еды. Всю жизнь ему только и говорили, какой он умный, однако самые блестящие идеи посещали его именно в те моменты, когда он ясно понимал, что безнадежно глуп. Всю ночь он уходил от смерти, пользуясь ошибками этих молокососов. Он убил Скезикса и Ханну, воспользовавшись их молодостью и неопытностью. Ему помог опыт, и от этого он чувствовал себя мерзко. В столах секретарей и машинисток было полно еды: каждая двадцатилетняя девушка в стране имела на работе свой продовольственный запас. Диетические хлебцы, крекеры, домашнее печенье, пакетики с супом, банки с растворимым кофе. И посуда. Он широко улыбнулся — он опять проскочил. Если он сможет передвигаться, балансируя на одной ноге, и не сделает этого, то потом будет ругать себя последними словами.
* * *
8.42, тихоокеанское поясное время
Прошло немало времени. Пусть они думают, что он забился в какой-нибудь угол и умер. Его опять одолевала невыносимая боль, сильнее, чем прежде. Рация молчала больше часа. Никто не пытался связаться с ним. Правильно. Так и надо.
Он поднимался, делая за один раз по шагу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63