Курсанты собирались в классах и под призором офицеров готовили домашние задания.
Мишин сразу прикинул свои возможности. Чтобы отнести тетради, потребуется не более часа. Увольнительная давала право явиться в училище перед отбоем. Лафа! Весь город лежал у ног счастливчика.
К дому, где жила Елена Андреевна, они доехали на трамвае. Пешком поднялись на второй этаж — она впереди, он со своим грузом и правом любоваться стройными женскими ножками — за ней.
Открылась обитая коричневым пластиком дверь.
— Come in! — Хозяйка пропустила гостя вперед. — Входите!
Изображать из себя англичанина у Мишина не хватило духа. Он ответил по-русски: «Спасибо» — и вошел внутрь. Быстро огляделся, заметил под зеркалом у вешалки столик. Спросил: «Сюда можно?» И, не ожидая ответа, положил тетради. Одернул китель, выпрямился.
Елена Андреевна взглянула на него с изумлением.
— Сережа, вы не на плацу! — И шутливо окончила: — Вольно, товарищ курсант!
Мишин растерялся. Оказывается, она знала, как его зовут! Он снял фуражку.
— Проходите в комнату. Я поставлю чай.
— Спасибо, может, не надо? — Мишин забеспокоился. — Я…
— Все ясно. — Голос Елены Андреевны звучал осуждающе. — В приличном обществе вы не бывали. А ведь все очень просто, Сережа. Если вам что-то предлагает женщина…
Мишин прошел в светлую гостиную. Сквозь чисто промытые окна на пол падали лучи солнца. Они лежали на голубом паласе желтыми пятнами.
— Садитесь. — Елена Андреевна указала ему на диван. — Я быстро.
Мишин устроился на краю дивана, как воробей на жердочке. Взял в руки журнал, лежавший на нижней полке столика на колесиках. Если войдет хозяйка, пусть видит, что курсант, который, по ее мнению, не бывал в приличном обществе, не лишен тяги к просвещению и культуре.
Закинув ногу на ногу, он положил журнал на колено, раскрыл его. И тут же, как вор, которого застукали на горячем, спешно сунул блестевшее глянцем издание на место, откуда только что его извлек. Огляделся. Все было тихо. Елена Андреевна гремела на кухне чайником.
Тогда Мишин снова потянул журнал на себя — осторожно, готовый в любой момент бросить его на место. Открыл на тех же страницах, что и минуту назад. В цвете, в блеске типографского глянца во весь разворот двух страниц фотография представляла обнаженных красоток — блондинку и брюнетку. И не то, что они оказались голыми, обожгло Мишина. Обнаженных дам на картинках он видел не раз. Поразило его бесстыдство поз.
Фотоаппарат запечатлел блондинку с тыла. Она стояла, раздвинув ноги и опустив руки до пола. Между колен виднелось улыбающееся лицо с золотистой копной волос, которые касались ее ступней.
Брюнетка сидела в огромном кожаном кресле, бесстыдно подняв вверх левую ногу — гимнастка…
По коридору от кухни простучали по полу острые каблучки. Мишин торопливо бросил журнал, повернулся к окну и принял отрешенно-созерцающий вид. Правда, внимательный взгляд легко мог бы заметить его пунцовые щеки и нежелание встречаться глазами с хозяйкой.
Елена Андреевна поставила на столик красный жостовский поднос с фарфоровым чайником, сахарницей и чашками. Извиняющимся голосом сказала:
— Я сейчас, Сережа. Только приведу себя в порядок. А вы пока посмотрите журналы. Вот они, на полочке…
Отказаться Мишин не мог. Это было бы равнозначно признанию, что он уже в них заглядывал.
— Спасибо.
Он взял журнал. На этот раз другой, в надежде, что там не натолкнется на то, что заставит его смутиться. Открыл и остолбенел, не зная, как вести себя. Здесь иллюстрации оказались намного круче уже увиденных.
— Однако… — Мишин произнес это дрогнувшим от волнения голосом.
Елена Андреевна с интересом проследила за реакцией гостя и удивилась. Каменное лицо. Глаза, не выдавшие смущения. Не дрогнувшие губы. Ну выдержка у курсанта!
— Смотрите, Сережа. Я мигом.
В самом деле Елена Андреевна ждать себя не заставила. Она вошла в комнату, распространяя легкий пряный запах незнакомых духов. На ней было длинное розовое платье с разрезом до самого низа. В талии его перехватывал золотистый поясок.
При появлении Елены Андреевны, уже не отшвыривая в страхе журнала, Мишин вежливо встал и вдруг замер, не зная, куда смотреть и как вести себя. Он увидел, как в широком разрезе платья учительницы, будто стремясь вырваться наружу, на свет, бьются две маленькие аккуратные грудочки. Их напряженные соски топорщились и выпирали через тонкую ткань. Более того, при каждом шаге полы платья слегка раздвигались, открывая ровные стройные ноги от туфелек до самых, как иногда говорят, «подмышек».
То, что Елена Андреевна, строгая и серьезная, умевшая спокойно выслушивать рапорты дежурных и твердым голосом подавать команды: «Et easy! Sit down!» — «Вольно! Садитесь!» — оказалась одетой столь легкомысленно и вызывающе, поразило Мишина. Только значительно позже, приобретя некоторый опыт понимания женской психологии, он понял: прозрачные ткани — это всегда форма прозрачных намеков, которыми мужчине нельзя пренебрегать.
Потом они сидели на диване рядом и пили чай. Поднимая ко рту фарфоровую миниатюрную чашечку, Мишин невольно опускал глаза и в разрезе платья под распахнутыми полами видел круглые белые колени с небольшими ямочками.
Как и в какой момент его рука коснулась их, он потом уже никогда не мог вспомнить.
Затем последовала легкая борьба с тяжелым дыханием, с невнятно произносимыми словами: «Не надо!… Ах, ой… Погоди, я сама…»
И падение в крутящийся теплый омут, слепящая вспышка и острое чувство непоправимости совершенного…
Еще не отдышавшись, Мишин быстро вскочил, сел на диване, стал приглаживать взъерошившиеся волосы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111