По крайней мере, наша смерть не будет напрасной и когда-нибудь…
Она не закончила, разрыдалась и повалилась на колени, едва не уткнувшись лицом в камни.
Фрост присел рядом с ней.
— Что с тобой?
Алена раскачивалась из стороны в сторону; она держалась руками за голову и громко стонала.
— Моя голова! О, Боже, моя голова!
Капитан ладонью зажал ей рот, чтобы ее крики не привлекли ненужного внимания. Теперь он уже точно знал, что тут не так, что тревожило его все это время…

Фрост оставил фургончик старой латышки на обочине, надеясь, что машину найдут и вернут владельцу. Он со стыдом вспомнил, что даже не спросил имя женщины, которая спасла им жизнь.
Пришлось бросить и оба автомата — идти пешком с АКМ на плече было бы настоящим безумием и моментально вызвало бы всеобщее подозрение. И милиция не заставила бы себя ждать.
Капитан бросил машину в полумиле от базы берегового наблюдения Военно-Морских Сил СССР. И вот теперь он и Алена — из глаз которой текли слезы боли и отчаяния — медленно, но верно приближались к сторожевым вышкам, окружавшим базу.
— Это самоубийство, — все время твердила женщина. — Это безумие. О, как у меня болит голова…
— Успокойся, — посоветовал Фрост. — Я знаю, на что иду. Не в первый раз.
Перед тем, как двинуться к базе, Фрост оставил Алену с машиной и провел разведку на местности. Он убедился, что тут кругом полно милиции и солдат, они прятались за каждым камешком, за каждым кустиком. Видимо, на сей раз КГБ не собирался упускать свою добычу.
“Что ж, — криво усмехнулся наемник, — тем хуже для КГБ”.
Но несмотря на эту браваду, капитан чувствовал себя довольно паршиво. Рассчитывать он мог только на то — и Фрост это прекрасно понимал — что русские не ожидают от него столь самоубийственного шага, как вторжение непосредственно на военную базу. Эффект внезапности должен был сыграть свою роль. Впрочем, шансы на успех все равно оставались мизерными. Но другого выхода не было.
Фрост с некоторой грустью подумал, что очень часто в жизни ему доводилось совершать невозможное и когда-то этому должен прийти конец. Удача любит молодых и сильных, а он все больше чувствовал себя старым и уставшим.
Капитан с удивлением осознал, что ему, в общем-то, все сейчас безразлично. Он просто подойдет к первому же посту и привычно убьет часового. Если получится — без шума, нет — и не надо. Затем угонит первую подвернувшуюся Машину и — стреляя направо и налево — пробьется на ней к пристани, а там захватит патрульный катер, на котором есть радио, и уйдет в открытое море.
Вот такой был план, простой и практически невыполнимый. Фрост знал это и даже не тратил время на обдумывание деталей. Надо действовать, а там — как Бог даст.
К тому же, и выбора у капитана не было. Даже если в Риге и существовало антикоммунистическое подполье, аналогичное московскому, выйти на него в короткий срок не представлялось возможным, да и вряд ли борцы с советами имели радио — слишком опасно было бы им пользоваться в местности, нашпигованной пеленгаторами.
Они остановились в конце небольшой улочки, которая вела к воротам базы.
— Господи, Хэнк, ведь тебя… — начала Алена.
— Убьют, — закончил за нее Фрост. — Ты мне это уже говорила. Но дело в том, что здесь я себя и так ощущаю покойником. В этой стране просто нет жизни. Я не понимаю, как ты и другие люди можете тут находиться. Здесь даже воздух пропитан насилием и страхом.
Здесь считается преступлением против государства иметь оружие, здесь могут отправить в сумасшедший дом или в тюрьму за высказывание собственных мыслей, здесь даже думать запрещено.
Нет, моя милая, пока я нахожусь здесь, — я мертв. Если мне удастся вырваться — вот тогда я начну жить. А пока… Так что мне терять нечего. Абсолютно нечего. А тебе?
Не дожидаясь ответа, Фрост двинулся к воротам базы. Он очень жалел, что рядом нет Бесс. Тирада, которую капитан произнес сейчас, была исполнена столь глубокого смысла, что ее обязательно следовало сохранить для потомков. Бесс могла бы записать это бессмертное высказывание и увековечить память о Хэнке Фросте.
Приближаясь к цели, наемник подумал еще, что хорошо бы сказать часовому по-русски: “Сдохни, красная сволочь”. Но, впрочем, тот и так должен понять, что его ожидает.
Притаившись в густой тени в непосредственной близости от входа на базу, капитан дождался, пока ворота открыли, чтобы пропустить какую-то машину, и бегом бросился вперед. Он был уже в пяти ярдах от контрольно-пропускного пункта, когда один из двух охранников что-то крикнул по-русски. Фрост даже не пытался понять смысл его слов. Вместо этого он вытащил из-под пальто револьвер, большим пальцем взвел курок, прицелился — не замедляя хода — и нажал на спуск.
— Умри, ублюдок! — рявкнул наемник. Один из двух караульных взмахнул руками и повалился на землю. Второй сдернул с плеча автомат и передернул затвор, но больше ничего сделать не успел — Фрост всадил ему две пули в грудь, и солдат упал в грязь лицом вверх. И замер.
— Алена, сюда! — крикнул Фрост в темноту. Затем он бросился бежать, на ходу подхватил автомат одного из караульных и спрятал револьвер за пояс. С пояса другого солдата капитан сорвал штык-нож. Магазины — пять штук — оставались у него еще с прежней экспроприации, и Фрост не стал пополнять запасы. Нет времени. Тем более, что еще три магазина были у Алены.
— Ну, где ты там? — крикнул капитан. — Скорее!
Где-то рядом пронзительно взвыла сирена, вспыхнули огни прожекторов. К воротам и КПП сбегались люди и мчались машины. Фрост подобрал и второй автомат.
— Алена, мать твою! Ты идешь или нет!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49