Вишь, буксир и спасательное судно.А как пробоина?Пробоина, видно, была небольшая: пластырь фашисты завели.Он замолчал, не сводя глаз с «Бьюти оф Чикаго».— Пластырь завели, а вот шлюпбалки завалить не удосужились, горе-морячилы! И тали шлюпочные не убрали… — сказал после паузы боцман.Кувардин не вслушивался в эти непонятные фразы.— Ясно! — горестно сказал Кувардин. — Уводят «Красотку»!Бородин лихорадочно налаживал передатчик. Обернулся к сержанту с блестящими от возбуждения глазами.Готово, товарищ сержант, можно радировать. Думаю, подскочат сюда наши корабли и самолеты.Правильно, — сказал Кувардин. — Сейчас соображу текст. Давай позывные.Агеев поднял голову, положил руку на плечо Бородина:Подожди, друг, минутку… Матвей Григорьевич, а может, не спешить нам в эфире шуметь? На спасательном судне тоже радисты сидят слушают. Можем себя рассекретить.Ну и рассекретим! — Бородин поправил шапку смелым, свободным движением, не снимал с передатчика пальцев. — Боитесь, что ли, товарищ старшина?Агеев не отвечал, погруженный в свои мысли.— Нужно, Сергей, торопиться, — не по-обычному мягко сказал Кувардин. — Пусть наши перехватят «Красотку», пока ее немцы к себе не отвели. Знаешь, как Гитлеру сейчас лекарства и теплые вещи нужны, перед зимовкой в сопках, с ключами от Мурманска в кармане!Думаю, нашим кораблям вовремя сюда не дойти, — так же тихо, раздумчиво сказал Агеев.Кораблям не дойти — так самолеты ее раздолбают к чертовой матери! Чтоб не досталась врагам, пустят на дно морское.Пустить на дно морское мы ее можем и сами. Только бы до «Красотки» добраться, — сказал Агеев.Добраться до «Красотки»? — Глаза Кувардина зажглись интересом. — А как? Посудина наша до нее не дойдет: разом заметят и в темноте, потопят.Ежели вплавь добираться, может, и не заметят.— Вплавь? — голос Кувардина звучал изумлением. — Есть у меня думка-мечта, — продолжал Агеев. —Доберусь до «Красотки» — не так трудно будет и трюма достичь. Поскольку людей там сейчас всего ничего: личный состав сбежал, размещена, верно, только аварийная команда со спасательного судна, несколько человек. А может быть, одни вахтенные остались.— А в трюме что думаешь делать?А в трюме у каждого судна есть такое заведование — кингстоны для приема забортной воды. И стоит сейчас «Красотка» на глубоком месте. Большие глубины возле этих скал.И, полагаешь, можно туда добраться? Вплавь? — Все большая заинтересованность звучала в голосе Кувардина. — Сам знаешь, море это ледяное, не плавает в нем никто. Матросы с английских кораблей, слышал я, пробовали купаться — оказалось слабо.Не знаю, как англичане, — сказал боцман, — а папаша мой, покойный, купался и в Белом и Баренцевом морях и нас приучал. Плаваю я неплохо, и не так уж далеко до «Красотки». Если судорога по дороге не схватит, взберусь на борт по шлюпочным талям.Что за шлюпочные тали? —глядел на него Кувардин.А вон, смотри зорче, тросы потравлены за борт «Красотки», болтаются над самой водой. Это и есть тали — на них шлюпки спасательные за борт спускают. Вся команда с судна сбежала, а тали остались за бортом, некому их было убрать. По ним и поднимусь на палубу, благо уже темнеет.Действительно, очень быстро темнело. Волны становились из зеленоватых дымчато-черными, силуэт «Красотки» как бы растворялся вдали. Транспорт по-прежнему медленно поворачивался на якорях.— Если за якорную цепь схватиться, можно перед подъемом дух перевести, — сказал раздумчиво Кувардин.Он сбросил плащ-палатку.— Принимаю решение. Прав старшина. Товарищ политрук говорил: «Главное — не отдать „Красотку“ в руки врага». Попробуем своими силами ее истребить, попытаем счастья.Он повернулся к Бородину.— Ну а уж если не вернемся — тогда радируй, пусть начальство решает, как быть.Шагнул к люку, приостановился:Конечно, раздеться придется. Оружия взять всего по кинжалу. Да еще по фонарю.Разве тоже плыть хочешь? — смотрел на него Агеев.А ты думал, я тебя одного отпущу, с борта на тебя поглядывать буду?Агеев молчал. Больше чем кто другой знал температуру полярных морей. Может страшным холодом заледенеть сердце, парализовать мускулы ног.Матвей, я один поплыву, — сказал боцман.За меня не бойся, — Кувардин скользнул по лицу друга бледным пламенем глаз. — Плаваю неплохо, както на спор Ангару чуть не переплыл. А здесь, говорят, теплое течение Гольфстрим. — Улыбка исчезла с его губ. — Одного тебя не отпущу. Пока ты в трюме будешь, я снаружи оборону займу.Бородин смотрел на воду. Стало холодно от одного вида пологих черных валов, убегавших в густеющий мрак.Свенсон коротко что-то спросил, Агеев так же коротко ответил. Свенсон заговорил не по-обычному торопливо, удивленно. И опять раздался короткий ответ боцмана.Агеев и Кувардин спустились в жилой отсек, отцепили от ремней кобуры с пистолетами, положили на нары. Сняли ватники, сапоги, стянули стеганые штаны. Кувардин остался в одном тонком шерстяном белье. На широкой костистой груди боцмана темнела не раз стиранная, кое-где заштопанная тельняшка.Агеев глянул прямо в лицо боевому другу. Видел в пляске фонарного света, как еще больше осунулось узкое худое лицо, кожа обтянула скуластые щеки. Но глаза маленького сержанта смотрели сосредоточенно и ясно.Вошел Свенсон, согнулся около нар, что-то достал из-под столика, протянул Агееву, бросил несколько слов.— Мангетак, броде Спасибо, брат (норвежск.)

, — сказал Агеев с чувством. — Это он нам, Матвей Григорьевич, китовый жир предлагает, чтобы натереться. Жир, дескать, теплоту сохраняет в теле.— Давай китовый жир, — оказал Кувардин. Сбросил белье с худого мускулистого тела, натерся тщательно, надел белье, затянул вокруг пояса ремень с ножом и фонариком в водонепроницаемом футляре.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43