Отставив культяпку в сторону, Пискарев деловито и брезгливо осмотрел ботинок, бросил хлёсткий, оценивающий взгляд на старуху, принёсшую его.— Платить чем будешь? — сердито буркнул он, помахивая дырявым старушечьим ботинком.— Крашанками, милочек, крашанками, — успокоила сапожника старуха.— Семь штук.— Семь штук? — охнула старуха. — Креста на тебе нет.— Твоя правда, бабка, — согласился сапожник и, отвернув край хламиды, показал массивную жилистую шею. — Нету креста.Ловко натянув на железную лапу ботинок, сапожник заложил между губ целую горсть деревянных гвоздей.Сапожничал он и впрямь споро и ловко. Сноровисто выхватывая левой рукой изо рта гвозди, правой одним точным, почти не глядя, ударом молотка вколачивал их в подмётку.Наконец он снял с лапы ботинок и протянул его старухе.— До смерти не износишь, бабаня, — покровительственно сказал сапожник.Обиженно поджав губы, старуха отсчитала в тёмные корявые руки сапожника семь штук яиц и, опустив ботинок в заваленную тряпьём кошёлку, отошла.Старуха с кошёлкой в руках медленно двинулась с базара. И тут же чуть-чуть поодаль, сзади неё, пристроился один из беспризорников. Потом беспризорник исчез, а за старухой пристроился пожилой чекист Сергеев.Вечером Лацис вызвал Фролова, Сазонова, Сергеева и ещё двух молодых чекистов, занимающихся делом Пискарева — Николая Николаевича, — для доклада, а точнее сказать, для беседы. Он не Любил сухих формальных докладов — они отдаляли людей друг от друга, мешали взаимопониманию, — нет, он стремился сам глубоко закопаться в суть фактов и сделать свои выводы. Усадив сотрудников на стулья и на своей походной железной кровати, он спросил:— Ну, что выяснили? Кто он такой, этот самый Пискарев?Этот вопрос был) поручен Сазонову, он и начал обстоятельно рассказывать первым:— Михаил Васильевич Пискарев — бродячий сапожник…— Проверили?— Спросил местных жителей. Выезжал в близлежащие села. Точно — сапожник.— Причём хороший, — добавил Сергеев. — Я сам в прежние времена этим баловался — детворе обувку чинил. Толк досконально понимаю. Он — настоящий сапожник. На все сто! Я наблюдал, как он работает. Циркач, настоящий циркач!— Где живёт? — спросил Лацис, прерывая неуместные восторги Сергеева, восхищённого искусством Пискарева.— В ночлежке, которая при базаре. Там ни с кем дружбу не водит. И вообще он такой… смурной, что ли… — подробно докладывал Сазонов.— Когда появился в Новозыбкове?— Недавно.— Недавно: год назад? неделю? месяц?— Виноват, — обезоруживающе улыбнулся Сазонов и чётко доложил: — В Новозыбков он приехал за четыре дня до перемещения сюда штаба армии. Проверил по записям в ночлежке. До этого сапожничал в Киеве, на Сенном базаре. Тоже проверил.— Ни с кем не встречается? — спросил Лацис у Сергеева, которому было поручено наблюдение за Пискаревым.— Вроде нет. — И тут же поправился: — Нет, Мартин Янович. Следил за каждым его шагом. Обувку, которую ремонтирует, тоже всю проверяем…— Ночлежка — рынок, рынок — ночлежка. Двое суток с него не спускаем,— зло сказал Фролов. — И все бесполезно.— Странно, — задумчиво сказал Лацис. — В письме срочный вопрос…— И все-таки я все больше начинаю думать, Мартин Янович, что это он сам и есть Николай Николаевич, — держался своей версии Фролов.— Допустим, — похоже, даже согласился Лацис и затем жёсткой насмешливостью спросил: — А сведения такого масштаба — о дислокации наших войск— и другие секретные даные — он что, на базаре покупает?— Не знаю, — вздохнул Фролов. — Возможно, и покупает.— У кого? — Лацис вдруг сорвался с места и стал жёстко оговаривать Фролову: — Вы все ещё продолжаете надеяться лёгкую удачу и на счастливый случай? Так вот, запомните! В нашей работе их не бывает!.. — И чтобы все, что он сказал, выглядело просто выговором, Лацис тихо присел рядом с Фроловым и тихо сказал: — Поймите, Пётр Тимофеевич! При любом варианте рядом с сапожником должен появиться ещё один человек. Тот, который имеет доступ к секретным штабным документам. Только надо смотреть в оба… На это надо и себя и наших сотрудников настраивать. Нет, здесь где-то рыба покрупней.— Тут вот я одно обстоятельство приметил, — неожиданно решился вмешаться Сергеев. — Так, ничего особенного… Место переменил в тот день, как письмо получил. То сидел возле у самих ворот, а теперь перебрался к ларям, где овощами торгуют… Может, это он просто так, а может… может, знак какой подаёт, ну чтоб на связь к нему выходили!Лацис, Фролов и все остальные слушали Сергеева с нескончаемым интересом. Что и говорить, глаз у Сергеева приметливый.— Мартин Янович, ясно одно — он, этот самый сапожник, враг, — запальчиво поднялся Сазонов. — Так?— Ну так.— Так может, взять его? Взять и за сутки-двое расколоть, как кедровый орех.— Враги разные бывают, — задумчиво и по-доброму сказал Лацис. — Иные— как кедровые орехи, а иные — как чугунные ядра. Какая у нас с вами гарантия, что именно этот враг — как кедровый орех… Да и невыгодно нам брать Пискарева сейчас. Пока мы с ним будем возиться, Николай Николаевич все пойдёт и уйдёт. А нам ведь не столько Пискарев нужен, сколько он, другой…И снова, как и накануне, чекисты с неуклонной осторожностью дежурили на базаре. Сапожник уже привык к соседству голодной компании беспризорников, шумной, драчливой, словно воробьиная стая в первые весенние оттепели. Беспризорников тоже не удивило, что к ним прибилось ещё несколько таких же голодранцев в живописном рубище. Почти каждый день кто-то из беспризорников покидал скудный Новозыбковский базар и отправлялся дальше в поисках своего «Клондайка» и точно так же кто-то новый возникал в их пёстрой артели.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155