Он увидел большую комнату в их имении под Таганрогом, свою любимую комнату с высокими зеркальными окнами, с камином, перед которым мог просиживать часами, безотрывно следя за причудливой игрой огня, своей фантазией оживляя страницы прочитанных книг. Описания путешествий стали самым любимым чтением. Он жил как бы двойной жизнью — одна состояла из ежедневных, привычных занятий: еды, уроков музыки, французского и немецкого языков, поездок в гости, позже этот ряд продолжили гимназия и домашние задания. В этой жизни он был по обязанности. Но вот, сидя перед камином с книгой в руках, он вступал в иной мир, где было столько опасностей, смены картин и лиц!Бесконечно долго мог бродить Юра в этом выдуманном мире, и только голос мамы и ласковые её руки возвращали его к привычному теплу родного дома.На краю их огромного парка росли густо сплетённые кусты бузины, пробивавшаяся сквозь них тропинка вела к пруду. Здесь, среди тишины и полного безлюдья, были у Юры места не менее любимые, чем старое кресло у камина. Возле пруда и разыскал его в тот летний день их старый садовник. «Барин, вас зовут», — сказал он. А по тропинке к пруду бежала мама в белом платье, праздничная, сияющая, следом за — нею легко и — упруго шёл высокий офицер с загорелым лицом. Это был отец.Весь день они втроём ходили по парку, и мама тихо и напевно читала стихи. Её голос то звенел, то замирал, глаза мерцали, лицо бледнело от волнения, и Юра заражался этим волнением, ощущением чего-то невыразимо прекрасного, ряди чего хотелось жить и мечтать.«Ты мужчина, — как-то сказала — мать. — И конечно, должен быть сильным и ловким. Но душа — твоя должна чувствовать красоту, Юра. Без этого жизнь никогда не будет полной…»Тот приезд отца был последним — началась революция. С тех пор в Юрину жизнь ворвалось так много непонятного, трудного, произошло так много перемен. Знакомые, посещавшие — Львовых, прежде такие уверенности, спокойствия, стали суетливыми, они часто спорили. Мама отсылала Юру из комнаты, но он слышал обрывки их разговоров, хотя и велись они вполголоса. Из этих обрывков он пытался сложить картину происходящего. Единственное, что он понял — это противоборство красные и белых. Красные подняли смуту, разрушили прежнюю жизнь, а белые встали на её защиту; и скоро, очень скоро все будет по-прежнему.Проходили дни, но ничего не возвращалось… Незадолго до их отъезда в Киев незнакомый человек принёс маме весть, что папа жив и находится в Ростове. Этот человек и посоветовал маме ехать в Киев. Юра слышал, как он сказал: «Наши скоро там будут, и вы встретитесь с мужем…»Что же теперь станет с Юриной — жизнью, теперь, когда все рухнуло?…Склонилось к горизонту большое, расплавленное от зноя солнце. Тень от деревьев легла на могилу. Прошелестел сухими листьями ветер — предвестник наступающей ночи.Юра не знал, как ему жить дальше, что делать, как поступить. Добираться ли к дяде в Киев или, быть может, вернуться обратно, в пустой, покинутый ими дом?В звонкой степной тиши он вдруг явственно, услышал далёкие раскаты грома. Впрочем, небо было ясное, без единого облачка. Юра, понял, что это не гром, а звуки далёкой артиллерийской канонады. Значит, там идёт сражение.Юра быстро поднялся, сразу решив идти туда — ведь там воюет с красными его отец. Он так обрадовался канонаде, подсказавшей ему выход из этой безысходности. Он не думал о том, как найдёт отца во фронтовой неразберихе и найдёт ли. Вернее, эти мысли вспыхивали в глубине его сознания, но он не задерживался на них, потому что перед ним забрезжила надежда и потерять её было невозможно. И Юра пошёл в сторону канонады. Он шёл, часто оглядываясь на могильный холмик, пока не затерялся этот холмик среди неровностей степи.Впереди тёмной гребёнкой встал лес.Не колеблясь, Юра вошёл в него. Он не выбирал дороги, шёл напрямик, иногда продирался через низкорослый кустарник, — брёл в высоких росных травах.— Стой! — Окрик прозвучал неожиданно, резко, — как удар. И Юра, присев, ткнулся толовой в кусты. — Кто идёт? — спросил тот же голос, клацнул затвор. И через мгновение кто-то по-прежнему невидимый приказал: — Выходи, стрелять буду!Втянув голову в плечи, всматриваясь в темноту, Юра медленно пошёл вперёд. Исподлобья глядел туда, откуда звучал голос,— Подойди ближе!Юра сделал ещё несколько шагов и оказался в центре крохотной поляны.— Гляди, мальчонка!Человек вынырнул из темноты буквально в двух шагах. Именно вынырнул, сразу, как из воды. В бушлате, на голове фуражка со звездой. Это был Семён Алексеевич Красильников. Рядом встал ещё один человек, с винтовкой…Проводив Кольцова, Красильников в тот же день выехал на автомобиле в прифронтовую полосу. Фролов остался в Очеретино, в дивизии.После наступления белых в районе Луганска была спешно разработана операция, которая, по мнению командования, могла приостановить быстрое продвижение противника… Для этого предполагалось скрытно передислоцировать несколько дивизионов тяжёлых орудий к рокадной дороге, в район предполагаемого движения противника. Расчёт был такой: когда пехота и конница белых втянутся в пойму реки, по которой проходила дорога, все артдивизионы одновременно на десятки километров обстреляют противника ураганным огнём. После этого из засад выдвинутся батареи трехдюймовых орудий и накроют его шрапнелью. Остальное доделают броневики с пулемётами и конница. Секретность операции обеспечивали сотрудники Особого отдела.К вечеру Красильников добрался до «своего» артиллерийского дивизиона, неподалёку от села Иванополье, и тут же отправился осмотреть окружающую местность, проверить, не упущено ли что-нибудь важное.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155