Доложу несколько позже, — совсем тихо закончил Осипов.— Так. Все? — Шукин резко положил руку на стол, как будто припечатал его печатью.— Капитана Кольцова хорошо знают многие наши офицеры ещё по румынскому фронту. Отзываются с похвалой.Щукин поднял на Осипова глаза, в которых светилось усмешливое недоверие.— Этого мало, капитан! — сухо сказал полковник и отвернулся, давая понять, что он недоволен своим помощником.Осипов мысленно выругал себя за то, что поторопился с докладом.Ковалевский сидел за овальным столиком в личных покоях с заткнутой за воротник салфеткой. Завтракал.Кольцов бегло просматривал поступившие за последние часы письма, телеграммы, документы и докладывал командующему:— Рапорт градоначальника. Просит утвердить штатное расписание комендантской роты и взвода охраны сортировочного лагеря.— Заготовьте приказ, я подпишу, — благодушно согласился Ковалевский.— Слушаюсь!.. Рапорт начальника гарнизона Павлограда.— Что там? — тем же размеренно ленивым тоном спросил Ковалевский.— Полковник Рощин жалуется, что генерал Шкуро в пьяном виде ворвался в штаб и потребовал освобождения из-под ареста своего хозяйственника Синягина. Полковник Рощин пишет: «В присутствии офицеров штаба генерал Шкуро кричал на меня: «Мишка, выдай Синягина, а то я из тебя черепаху сделаю! — прочёл Кольцов с почтительной выжидательной весёлостью.Ковалевский тоже улыбнулся:— В семнадцатом Шкуро, напившись пьяным, вот так же кричал великому князю Дмитрию Павловичу: «Хочешь, Митька, я тебя царём сделаю?!» Великий князь холодно поблагодарил и отказался… А что полковник Рощин?— Отказался выдать Синягина.Некоторое время Ковалевский молча управлялся с завтраком, и казалось, забыл о Кольцове, потом со вздохом сожаления сказал:— Синягина все же придётся освободить.Кольцов с недоумением посмотрел на командующего:— Но он же вор, Владимир Зенонович! Продал партию английского обмундирования…— Антон Иванович Деникин просил меня не трогать Шкуро, — доверительно сказал Ковалевский. — По крайней мере до тех пор, пока не возьмём Москву. Заготовьте письмо полковнику Рощину.— Слушаюсь, Владимир Зенонович! — Кольцов сделал пометку в блокноте и продолжил: — Письмо харьковского архиерея Харлампия. Просит принять его.— Пишет, по какому делу?— Так точно, насчёт земли хочет посоветоваться. Просит разрешения прирезать к монастырю пятьсот десятин лугов.— С богом, с богом пусть советуется… — махнул салфеткой Ковалевский и задумчиво уставился на Кольцова. — А что, может, принять?.. Давно в церкви не был, лба перекрестить некогда… Приму, пожалуй! Луга-то им небось надобны. Сирот, нищих ныне сколько — монастыри кормят… Что ещё?— Письма промышленников. Морозов, Бобринский, Сабанцев… — Кольцов тщательно перебирал письма.— А они что хотят?— Испрашивают аудиенции у вашего превосходительства.— Где же я возьму столько времени?! — ужаснулся Ковалевский. — Каждому надо уделить внимание! Нет, я решительно не хотел бы с ними встречаться… — Но, подумав с минуту, заколебался: — Морозов, Бобринский, говорите? Черт! Все крупные промышленники, финансовые тузы. Как их не принять?И тут Кольцов, сделав небольшую паузу, заговорил:— Позвольте мне кое-что предложить, ваше превосходительство! — и, видя, что Ковалевский готов его выслушать, сказал: — Мне кажется, было бы правильным установить в штабе единый день приёма посетителей. Тогда по крайней мере они не каждый день будут вам докучать.Ковалевский оживился, пытливо, с видимым интересом рассматривая своего адъютанта.— Очень дельное предложение. Вот я и попрошу вас, Павел Андреевич, придумайте, как это лучше организовать, — добродушно попросил он. — У вас все?— Ещё письмо от баронессы фон Мекк. Она слёзно умоляет сообщить ей, в каком госпитале лежит её сын. Пишет, что хочет сама ухаживать за раненым.Ковалевский страдальчески взглянул на Кольцова.— Одним словом, скандал, — кисло произнёс он и, отбросив салфетку, пересел на диван. — Не знаю, что ответить баронессе. Её сынок поручик фон Мекк, видите ли, неудачно повеселился и подхватил неприличную болезнь. Его поместили в госпиталь, он лечится. Но представьте себе, приедет баронесса… Это же черт знает какой будет скандал!..— Ваше превосходительство, я подумаю, как успокоить баронессу… — заверил командующего Кольцов.— Я и сам хотел просить вас об этом, — с облегчением кивнул Ковалевский. — Постарайтесь сочинить что-нибудь эдакое… правдоподобное.За дверью зазвонил телефон. Кольцов прошёл в кабинет и взял трубку. Звонил полковник Щукин, просил узнать, сможет ли его принять командующий.— Владимир Зенонович, полковник Щукин! — доложил Кольцов.— Просите! — отозвался Ковалевский и, тяжело поднявшись с дивана, тоже прошёл в кабинет. Мундир на нем висел мешковато, отчего, погоны на плечах завалились набок.Вскоре стремительно вошёл Щукин, поздоровался с командующим, потом с Кольцовым.— Хочу воспользоваться присутствием здесь капитана, — он покосился на Кольцова, — и обратить ваше внимание, Владимир Зенонович, на недопустимость некоторых явлений в штабе.Ковалевский удивлённо поднял голову:— Нуте-с?— У вас, Владимир Зенонович, есть личная охрана — конвой, который почему-то никогда вас не сопровождает. Вот и вчера вы разъезжали по улицам в открытом автомобиле лишь с капитаном и шофёром. А между тем в городе, особенно на окраинах, совсем не так благополучно, как бы нам хотелось. Много пробольшевистски настроенных элементов. Кроме того, по сообщениям агентуры, в Харькове перед нашим приходом было создано преступное подполье, в котором кроме пропагандистских групп есть и группы боевиков, подготовленных для совершения диверсионных и террористических акций.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155