– Пошел прочь! – Я оттолкнула его руку.
– Ах ты, стерва! – Он размахнулся. Я отскочила, споткнулась и рухнула в лужу. Капли вонючей грязи потекли по лицу.
– Сучка, – повторил дружинник. – Чего ерепенишься? Голыми коленками вертеть не лень, а честному воину удовольствие доставить неохота? – Он был настроен весьма решительно.
– Старик! – пятясь от надвигающегося насильника, позвала я.
– Отпусти девку, – приказал откуда-то сзади ровный, сухой голос.
Дружинник остановился:
– А тебе-то что за дело? Или сам решил полакомиться?
Мой защитник подошел к парню. «Горясер», – узнала я.
– Так отпустишь девку? Или хочешь помериться силой?
– А-а-а, пошли вы все! – выругался дружинник и швырнул охабень мне на колени. – На, подавись…
Он отвернулся и зашагал к терему. Кто-то помог мне подняться.
– Пошли, – буркнула я подоспевшему Старику и двинулась к воротам.
Возле них обернулась. Мой обидчик стоял на крыльце перед Горясером и что-то ему объяснял. Остальные наемники сомкнулись кольцом вокруг несчастного парня. Мне даже стало жаль его. Ладожане пять лет терпели Эйрика Норвежца и о наемниках сохранили самые страшные воспоминания.
Я повернулась к Старику:
– Сторговался с ними?
Тот кивнул.
– И куда же собираемся?
– Они идут за Киев, на реку Альту. – Старик покопался в бороде морщинистыми пальцами. – К князю Борису…
Я так и думала. Нынче все вояки слетались на Альту, будто воронье на падаль. Там стоял лагерем князь Борис, один из сыновей Владимира Красное Солнышко. Он отправился оборонять южные границы Руси от печенегов и, по слухам, брал в войско всех, у кого была крепка рука и верен глаз. Он воевал, его отец лежал при смерти в Киеве, а остальные братья – Глеб муромский, Святополк туровский, Ярослав новгородский и прочие – сидели в своих наделах и ждали, что будет. Хотя Святополк не сидел. Поговаривали, будто он перебрался из Турова в Киев, но это были лишь слухи.
– О чем думаешь? – виновато спросил Старик.
Мы шли по улице. К вечеру народ разбрелся по домам, а редкие прохожие не обращали на нас внимания. За запертыми воротами во дворах слышалось довольное мычание. Хозяйки доили своих нагулявшихся за день буренок. Сладкие тягучие струи брызгали в подойники…
Я облизнула пересохшие губы и ответила:
– Об этих наемниках. Не нравятся они мне…
– Мне тоже, но Горясер обещал хорошо заплатить.
– На кой ляд покойникам деньги?
– Ну зачем же так сразу? – смутился мой спутник. – Горясер нас не тронет. И его люди тоже. Он поручился честью.
Я засмеялась:
– Честью?! У лесного волка чести больше, чем у любого наемника…
– Может, оно и верно. Может, и верно, – закивал Старик. – Только деваться-то нам больше некуда. Не помирать же тут с голоду. А Горясер – мужик неплохой. Вон за тебя заступился.
– Он-то заступился, а ты где был? – упрекнула я.
Старик заморгал:
– Прости… Заговорился. Не заметил.
– «Не заметил». Гляди, в другой раз не зевай.
Он кивнул и постучался в красивые резные ворота.
– Куда?! – охнула я, но остановить Старика не успела. Засовы заскрипели.
– Кто такие? – поинтересовался из щели недовольный мужской голос. – Чего нужно?!
– Это двор кузнеца Лютича? – спросил Старик. Я успокоилась. Кажется, мой спутник знал, что делал…
В щель высунулось безусое лицо.
– Верно. А вам чего надо?
– Передай хозяину, что пришли люди от Горясера.
Открывший как-то мгновенно помрачнел и сник. Похоже, имя Горясера не вызывало у него радостных воспоминаний.
– Так передашь? – настаивал Старик.
– Передам. – Парень потянул створы на себя, и ворота открылись. – А вы пока подождите тут, на дворе.
Подметая лужи подолом длинного кафтана, он побежал к дому. Старик вошел. Я – следом.
Двор оказался роскошным – просторным, чистым и… безлюдным.
– Посидим покуда. – Старик опустился на поваленное бревно, достал гусли и принялся перебирать струны. Я пристроилась рядом и положила голову ему на плечо. Сейчас хорошо было бы очутиться на теплой кухне, возле котлов с горячими щами и кашей…
Посланник все не возвращался. Темнота уже скрыла очертания крыльца, поленницы…
– Может, пойдем отсюда? Переночуем в церкви. Или в приютном доме у монахов… – неуверенно предложила я.
Старик убрал гусли.
– Пошли.
Мы не успели даже встать, как громко хлопнула дверь. На крыльце показались люди. Над их головами плевались огнем факелы.
– Гляди-ка… – выдохнул Старик. – Наверное, сам Лютич…
Светлые пятна прыгали по шитой золотом рубахе кузнеца, отражались лучами от большого, опаянного серебром креста на его груди и высвечивали безобразный багровый рубец на щеке. Слуги с факелами бежали за Лютичем, как голодные собачонки. Я отвела взгляд.
Тяжелые шаги приблизились.
– Вы пришли от Горясера? – Голос Лютича был таким же некрасивым, как лицо.
– Да.
– Тогда ступайте в избу, наверх. Будете спать на повалуше.
– Как прикажешь, – поклонился Старик. – Только нам бы чего пожевать… Три дня не ели.
– Не ели? – Лютич повернулся к слугам: – Накормить досыта.
Один из факельщиков кивнул и кинулся к избе.
– Все? – словно ожидая от нас еще каких-то просьб, неприветливо спросил Лютич.
– Все, добрый хозяин, – польстил Старик.
Кузнец отвернулся. Рассыпая искры, факелы поплыли за ним обратно к дому. У самых дверей он остановился и, не оборачиваясь, спросил:
– Горясер сам явится за вами?
– Нет. – Теперь, когда долгожданные еда и кров были так близко, Старику не хотелось болтать попусту. – Он велел с рассветом ждать на пристани. Если опоздаем, уйдет без нас.
Лютич передернул плечами:
– Узнаю его. Все тот же… Годы текут, города горят, люди мрут, как мухи, а Горясер – все тот же.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96