– Так решила ли? – подозрительно спросил князь. Припомнились слова Лютича: «Киев лучше неволи».
Я послушно встала на колени и приложилась губами к иконке.
– Христом Богом клянусь…
Теперь пути назад не было.
25
Потеря отца и братьев сделала Предславу старше: глаза княжны приобрели отрешенно-печальное выражение, лицо осунулось, но, как ни удивительно, она стала еще красивее. Анастас пришел к ней рано утром, когда сонные девки еще только заплетали косы, а дворовая челядь нежилась в постелях. Игумен не хотел лишних видоков. Предслава сама вышла в сени к гостю.
– Рада тебе, настоятель, – чуть хрипловато произнесла она и, не дожидаясь ответного приветствия, продолжила: – Что привело тебя в столь ранний час?
Анастас почтительно склонил голову.
– Доброго здоровья тебе, – ответил он, отмечая про себя небрежно заплетенную косу княжны и расстегнутый ворот рубахи. Она спешила, значит, была заинтересована. Это добрый знак.
– Не темни, игумен, ты пришел не доброго здоровья желать, – неожиданно сказала Предслава. – Зачем же явился?
«Изменилась, – подумал Анастас. – Поумнела, повзрослела. Небось нынче не погнала бы поляка. Глядишь, и не прогонит с Божией помощью… Она за поляком, а я -; за ней, как веревочка за иглой. Вон, Святополкова жена приехала со своим духовником, чем же наша княжна хуже? А духовника Болеславовой жены Окаянный не тронет. Не осмелится».
– Верно, княжна. – Он решил ничего не скрывать. Хитрить с Предславой было опасно. Княжна с малолетства славилась быстрым умом. – Не за тем пришел. Ведаешь ли о том, что польский король Болеслав идет в Киев?
Лицо княжны стало сердитым.
– И ты осмелился спрашивать меня об этом? Ты?!
Анастас не понимал… Предслава зло дернула головой. Золотистая прядь выбилась из косы и легла на ее плечо замысловатыми кольцами. Взгляд Анастаса прилип к этой сияющей змейке.
– Что вылупился? – между тем распалилась Предслава. – Думаешь, не ведаю, кто позвал поляка?
Ах вот оно что! Херсонесец сморгнул и поглядел в глаза княжне.
«Растрепалась, раскраснелась. Не научилась еще скрывать тайное, не оперилась в княжьих распрях… А пора бы…» – промелькнуло в его голове..
– Не гневайся, княжна. – Он вытянул руки вперед ладонями, словно показывая, что они не могут причинить вред. – Открыт я перед тобой. Лгать не стану – грамоту написал, но не по своей воле. Твой брат, князь Святополк, заставил.
– И как же заставил? – Синие глаза Предславы ехидно сощурились.
– Пригрозил отнять у меня Десятинную. – Анастас опустил голову, сгорбился и услышал равнодушный голос Предславы:
– Хорош же ты Божий слуга, коли ради своего блага предал русичей.
– Кого? – не понял Анастас. – Я никого не предавал… Киевский князь сам повелел…
– «Повелел, повелел»… – Предслава устало отмахнулась. – Многих ты предал, и меня первую. Ведь знаешь, что Болеслав не простит мне давнего отказа, знаешь, что возьмет меня хоть лаской, хоть таской в свою постель?
Она подошла ближе к Анастасу и испытующе поглядела ему в лицо. Херсонесец отвел взгляд.
– Знаешь обо всем, – удовлетворенно произнесла княжна, – а позвал Болеслава. И после явился ко мне. Зачем? Раскаялся и пришел молить о прощении? Нет, вряд ли… Ни ты, ни Окаянный раскаяния и не ведаете. Все ради своей выгоды. Святополк меня сторожит, чтоб подарить Болеславу, ты…
«Хватит! Иначе она вновь распалится. Разогреет обиду словами – и….»
Анастас подался вперед и схватил Предславу за тонкое запястье:
– Замолчи, ! Я пришел помочь тебе! Болеслав возьмет тебя в постель наложницей, а я хочу, чтоб взял законной женой. Коли поверишь мне и согласишься ни в чем не перечить, уговорю поляка и повенчаю вас. Ты избежишь позора и станешь королевой, как положено дочери Владимира, а не примешь моей помощи – будешь наложницей, как безродная девка.
Предслава вырвала руку и отступила.
– Не оскорбляй меня, игумен! – прошипела она. – Дочь Владимира можно силой уложить на нежеланное ложе, но ее дружбы нельзя добиться угрозами и посулами! Ты – херсонесский служка, а я – дочь князя! И что бы ни случилось, я останусь ею. Этого отнять нельзя…
Ее трясло. Анастас мысленно застонал. Хотел подружиться, а вышло – рассорился…
– Уходи, – сдавленно сказала Предслава. – Уходи, пока мои слуги не выкинули тебя вон!
Больше в ее доме Анастасу было нечего делать.
– Прощай, княжна. Дай Бог, чтоб ты никогда не пожалела о своем решении, – сказал он и вышел за дверь.
Дворовые холопы проводили его косыми взглядами. Анастас ощущал их неприязнь, поэтому спокойно вздохнул только за воротами. Шум улицы привел его в чувство. Предслава прогнала его… Плохо… Он надеялся стать ее духовником. Однако остался еще польский король. Встретить его, переговорить, предложить княжну в жены? Хотя чего предлагать, вон она, сидит, как птица в клетке, и ждет. И деваться ей некуда. Нет, нужно придумать что-то иное…
Анастас добрел до княжьего терема, обогнул его и спустился к реке. За раздумьями он сам не замечал, куда идет. А когда опомнился, день уже перевалил за половину. Голова у настоятеля раскалывалась, на душе было муторно. Так ничего и не решив, он направился к церкви. Те соглядатаи, что приставлены Святополком к Предславе, наверняка уже об всем донесли князю. Интересно, насторожат ли Окаянного подобные вести?
Анастас вошел в ворота Десятинной. У дверей кельи его поджидал Фока – молоденький монашек из недавно прибывших в Киев. Фока нравился Анастасу своей услужливостью и расторопностью. К парню следовало приглядеться.
– К вам приходил кожемяка Покий, святой отец, – сказал монашек. – Хотел говорить только с вами… .
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96