Желаю успеха, а мне, извините, пора — люди ждут.
Оставшись переживать в одиночестве — он так и не понял, чем вызвана столь неожиданная реакция, — Владимир Константинович рассеянно выдвинул первый попавшийся ящик: ива, имбирь, ирис, иссоп… Сотня, если не больше растений и на каждое — десятки отдельных карточек. «Что ж, если нет другого выхода, можно попробовать, — рассудил он, — методом исключения. Не квинкефолиум, не кервель, не крестовник… Может, калган? Надо искать клубень, крупное корневище».
Переписав названия, на что ушло около часа, он бережно задвинул последний ящик. Затем, чтобы получить более полное представление о столь необычном хранилище, достал, разумеется наугад, картонку, озаглавленную «Репейник»:
Кроме того, что трава за обилие славится качеств, Пьется растертой, живот избавляя от боли жестокой.
Если же телу нежданно железо враждебные раны Вдруг причинило, тогда на себе испытать подобает Помощь ее, приложив растолченную к месту больному Ветку травы, — и тотчас же вернем мы прежнее здравье Этим искусством, к припарке добавив кусающий уксус.
На обороте карточки значилось следующее:
«Валафрид Страбон (809 — 849 гг.). Из поэмы „О культуре садов“, или „Садик“. Источники: Квинт Серен, Самоник, Вергилий, Плиний Старший, Диоскерид, псевдо-Апулей, „Капитулярий“ Карла Великого».
Куда как права была Наташа Гротто, утонуть тут ничего не стоило, сгинуть, что называется, с ушами.
Перед тем как уйти, Люсин еще раз оглядел застекленные полки, бегло перелистал блокнотики-семидневки. Адреса, телефоны, фамилии, часы встреч, аббревиатуры учреждений. И цитаты, и формулы, и даже рожицы. А ухватиться не за что. Ни малейшего кончика.

Глава пятая. РУИНЫ МОНСЕГЮРА

Посланная Люсиным через МИД телеграмма уже не застала Людмилу Георгиевну. Вместе с мужем, Игорем Александровичем Берсеневым, она отбыла в поездку по легендарным городам Лангедока.
— Берсеневы уехали? — спросил экономический советник, показав телеграмму секретарю.
— Вчера вечером… Но я примерно знаю, где они намеревались остановиться. Может быть, дать знать?
— Нет, пожалуй, не стоит, — после долгого раздумья покачал головой советник. — Все равно ничего не изменишь. Только отравим людям уик-энд. Они ведь и без того собирались в Москву?
— Во вторник. Я сам в Аэрофлоте бронировал. Так что не позже понедельника будут здесь.
— Значит, так тому и быть. Днем раньше, днем позже… Бедная Люда, — пожалел он, — веселенький ей предстоит отпуск.
Берсеневы между тем со скоростью ста восьмидесяти километров в час приближались к Тулузе. Как радовалась Людмила Георгиевна этой поездке! Облицованное драгоценным деревом купе первого класса с отдельным входом и ванной, стремительная смена декораций, изысканная кухня, скорость, комфорт. А впереди ожидали новые радости: старинные соборы, феодальные замки, потемневшие от времени полотна и гобелены.
В Тулузе Берсеневы намеревались арендовать в агентстве Хертца малолитражку, запастись путеводителями и взять курс прямехонько на Альби, где семь столетий назад зародилось еретическое движение, потрясшее устои феодальной Европы.
— Все твои фантазии! — добродушно проворчал Игорь Александрович, получив из рук хорошенькой брюнетки желтый конверт с ключом от машины. — Почему не Лазурный берег? Не Сен-Мишель, наконец, куда все так стремятся попасть?
— Вот именно все! — Людмила первой увидела на стоянке предназначенный им небесно-голубой «пежо». — Нам туда!.. Зато Монсегюра никто не видел. Притом ты же знаешь, я обещала папе… Он так мечтал посмотреть катарский замок! Даже представить себе не можешь, какой будет ему сюрприз. Как думаешь, там можно купить проспект?
— Можешь не сомневаться. Это добро продается всюду.
Машина завелась, что называется, с пол-оборота, и Берсеневы в безоблачном настроении вырвались на скоростную автотрассу. Тугой волной бил в приспущенное окно теплый ветер, настоянный на ароматах буковых рощ. Мелькали виноградники на замшевых склонах холмов, оливковые деревья и неправдоподобно-игрушечные городки с воронкообразными кровлями округлых башен и четко прорезанными зубцами крепостных стен. Крутой окоем нежно расплывался в солнечной дымке, а в поднебесье упоенно купались почти невидимые жаворонки. Накрытый туманной полусферой ландшафт цепенел в зачарованном сне. Поражало пугающее безлюдье и полнейшее отсутствие каких-либо движений. Одни лишь автомобили неслись сплошным многоцветным потоком. Их стремительный шелест сливался в однообразный рокочущий гул. И вздымались лохмотья газет с захламленных обочин, и острые песчинки скреблись о стекло.
На ночь переполненные впечатлениями отпускники остановились в окруженном двойной линией крепостных стен Каркассоне, в старомодной гостинице «Голубой щит». Уютно прилепившись к каменной толще башни Сен-Лорен, она выходила окнами на самую древнюю часть города. От суровой, тронутой глянцем столетий кладки веяло сгущенной в веках магической мощью. Остроконечные шпили и стрельчатые арки казались сошедшими с рисунков Доре. Берсенева даже припомнила сизый декабрьский день, когда счастливый, пунцовый с мороза отец принес домой свернутую трубкой гравюру, которую разыскал у букиниста. На ней была изображена точно такая же прямоугольная зубчатка и колючие, устремленные в беспредельность пики. Справившись с путеводителем, где остатки укреплений галло-романского периода смыкаются с внутренней стеной времен каркассонского виконтства, Людмила удовлетворенно, с сознанием выполненного долга опустила шторы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140