Белокурая официантка поставила на стол кофе, заговорщически улыбаясь лейтенанту. Но, когда она неторопливо двинулась дальше, Илонка остановила ее:
— Погоди, Эви, я сразу же и рассчитаюсь.
Фельмери положил руку на локоть Илонки.
— Если позволите, это сделаю я. Сколько с меня, девушка?
Фельмери расплатился, а когда официантка ушла, спросил:
— Что случилось, Илонка?
Девушка задумчиво помешивала ложечкой кофе, казалось, она не отваживалась поднять на лейтенанта взгляд.
— Очень хотелось бы, чтобы вы поверили моим словам, — наконец сказала она.
— Я верю.
— Казмер не убивал Меннеля, поверьте!
— А кто же?
— Не знаю.
— Вы любите Казмера?
— Да. — Она подняла на лейтенанта глаза, полные слез. — Да, но об этом никто не знает. Даже тетя Лиза. Только мой дедушка. И теперь еще вы. Мы любим друг друга, и я принадлежу ему. Я ведь могу вам довериться?
— Вполне, — просто сказал Фельмери. — Вы уже давно встречаетесь?
— С прошлого лета. — Она смахнула слезинки с глаз. — Но я хочу вам сказать… В тот вечер… Ну, словом, накануне смерти Меннеля я его встретила, этого немца. Совершенно случайно. Я ждала Казмера. Казмер предложил мне после ужина поехать на машине в Веспрем. Дома он сказал, что едет в Будапешт. А в Веспреме живет один его приятель. Врач. Обычно мы у него на квартире и встречались. Но я сказала Казмеру, что поеду с ним только в том случае, если мы сначала зайдем к его матери и он объявит ей, что любит меня и хочет на мне жениться. Казмер возражал, говорил, что не может этого сделать, что так мы только все испортим… Стал уверять, что еще до своего отъезда он расскажет матери обо всем… Тогда я сказала, что подождем и с поездкой в Веспрем. Мы поссорились. Он назвал меня шантажисткой и сказал, что я только потому сошлась с ним, чтобы потом навязать себя ему в жены. Я понимала, что он выпил лишнего и несет околесицу, но все равно его слова были для меня оскорбительны, и я тоже не осталась в долгу. Не помню уж всего, что я ему тогда наговорила, знаю только, что сказала: «Если я захочу стать шлюхой, то заведу себе кого-нибудь побогаче. И с меня хватит. Я доказала свою любовь, а ты целый год только и пичкаешь меня одними обещаниями». Казмер в ответ начал попрекать меня моей поездкой в Польшу. Дескать, там у меня был кто-то. «Ну, с меня довольно!» — вскипела я, встала и ушла. Побежала к озеру, на причал. Он за мной. Кричал мне вслед, чтоб я остановилась. Но я не слушала. Мне действительно все это уже надоело. И тут на лодочной пристани я вдруг встретила Меннеля, он садился в свой «мерседес». Этот хлыщ с одного взгляда понял, что у меня что-то стряслось, и сочувственно спросил: «Что с вами?» А я, как дурочка, разревелась. Я понимала, что Казмер все это видит: и причал и набережная были хорошо освещены. И, зная это, я готова была даже без приглашения сама сесть в машину Меннеля. Назло Казмеру! Меннель спросил: куда? Я сказала, что мне все равно. Поехали в Шиофок. По дороге мы почти не разговаривали. Немец мчался как угорелый. А я была в страшном расстройстве! Мне казалось, что Казмер обманул меня, обольстил и бросил. Чего ж мне теперь заботиться о чести, о порядочности? Мы остановились у какого-то ночного бара. Там мы пили и танцевали. Уже далеко за полночь поехали обратно в Эмед. Я много выпила и была пьяна. Правда, помню я почти все хорошо. Меннель уже не мчался, ехал не спеша, спокойно. В одном пустынном месте остановил машину, начал обнимать меня, целовать. Я не сопротивлялась. Но когда он стал настойчивее, я наотрез отказалась, заявив, что любовь в машине не признаю. Он понял, что ничего не добьется, и мы поехали дальше. По дороге, где-то в Фюреде, мы еще раз остановились. Меннель вышел из машины, сказав, что вернется через несколько минут и чтобы я не боялась…
— Вы помните это место? — быстро спросил Фельмери.
— Я уж и сама ломала потом над этим голову, — призналась девушка. — Кажется мне, что это было неподалеку от кардиологического санатория. Но я не уверена. Я была очень усталой и хотела спать. Меннель ушел, а я, чтобы не заснуть, включила радио и стала слушать музыку. Но все равно задремала.
— Вы не видели, в какую сторону пошел Меннель?
— К какому-то дому. Но в общем-то, было темно, да и не смотрела я за ним. Потом я пробовала воскресить в памяти, представить себе мысленно то место. Я точно запомнила, что улица слегка поднималась в гору и где-то вдали горел красный свет. Может, это был подфарник машины. Может, строители обозначили красной лампочкой какую-нибудь яму. Я потому хорошо это помню, что тогда подумала: не повесить ли мне теперь у себя дома над окном тоже красный фонарь?..
Потом вернулся Меннель, не знаю уж, через сколько минут. Сказал, что все о'кей и можно ехать. И словно совсем уже протрезвел. Вел себя вполне прилично, говорил, что ему поскорее нужно лечь спать, так как рано утром у него важное деловое свидание.
— Больше он ничего не говорил?
— Об этом — нет.
— О чем же вы еще говорили?
— О Кязмере. Он сам начал. — Илонка уже успокоилась, миновав самое трудное в своем рассказе. Пальцы у нее не дрожали, ложечка не стучала о чашку. Взгляд был ясный и рассудительный. — Я попробую вспомнить поточнее. Он сожалел о том, что произошло между ними днем на пляже, говорил, что высокого мнения о Казмере, хотел бы даже подружиться с ним, и досадовал, что потерял над собой контроль. «Но, — уверял он, — вы одна тому причиной. В вас есть что-то особенное, что мгновенно зажигает мужчину».
«Странно, — думал Фельмери, слушая рассказ Илонки Худак. — Сколько здесь противоречий! Меннель уважает Казмера, хочет подружиться с ним, но при первой же возможности начинает дразнить, провоцировать его на скандал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82