— Нужно принести в жертву настоящего предателя, и тогда подозрение с Кальмана будет снято.
— А ты знаешь действительно предателя? — спросил Шалго.
— К сожалению, нет.
— Тогда как же ты это себе представляешь?
— Я знало, — вмешался Шавош. Оба, и Кара и Шалго, удивленно уставились на Шавоша. — Группу Татара выдал профессор Калди!
Несколько долгих минут ни один из них не мог вымолвить ни слова, пока наконец Шалго не разразился громким смехом.
— Перестаньте шутить, доктор!
— Да, это был Калди. Но если вы не верите, спросите об этом Шликкена.
— Разве Шликкен в Будапеште? — спросил Кара.
— Да, здесь, — ответил Шавош и посмотрел на Шалго, который недоверчиво покачивал головой.
— Напрасно сомневаетесь, Шалго, — повторил Шавош. — Уж коли я говорю, что это Калди предал Татара и его группу, значит, так оно и было. Несчастный старик, он, конечно, не хотел быть предателем. Но нервы у него не выдержали. Когда он в последний раз встретился со своей дочерью в Сегеде, у них был серьезный разговор.
— А вы-то, доктор, откуда это знаете? — полюбопытствовал Шалго.
— Мне рассказал об этом сам Калди. Еще в сорок четвертом году, когда я навестил его у Ноэми Эндреди и сообщил, что и Марианна, и Кальман арестованы немцами.
— И о чем же они говорили в Сегеде? — спросил Кара.
— Как мне сказал тогда Калди, дочь его очень боялась провала. В это время она ждала ребенка, и ее беспокойство было понятно, — начал рассказывать Шавош. — Отец посоветовал ей бросить подпольную работу. Марианна не согласилась, а вместо этого попросила профессора, чтобы он, если с ней что-нибудь случится, связался с товарищем Татаром. Найдет он его или у доктора Агаи в Пеште, или, если его там не окажется, в Ракошхеди, но там он живет под именем Виолы. И передала старику на словах донесение, которое было ей доверено! Провал Марианны надломил Калди, и он тут же, покинув свое укрытие, отправился на квартиру доктора Агаи. По соображениям конспирации я не мог предупредить его, что доктор Агаи раскрыта, но сумела бежать, а в ее квартире устроена засада. И бедный старик попал прямо в лапы людей Шликкена. Ничего не подозревая, он спросил Татара. Ему ответили, что, мол, товарищ Татар здесь больше не проживает, а его нового адреса они не знают. И Калди классически сам полез в расставленную ему ловушку. Отправился в Ракошхедь, а шпики Шликкена, понятно, за ним по пятам. Ну, они его сцапали тут же, как только он вышел из дома, где жил Виола. Отпираться было бессмысленно. Гестаповцы избили его, стали пытать: им важно было узнать пароль и содержание донесения. Но старик дал эти показания лишь после того, когда они пообещали отпустить на свободу его дочь. Поверил, чудак, хотя Марианну убили еще за несколько дней до этого. А Шликкен — хитрая лиса. Ему показался подозрительным Кальман, потому что он хоть и подслушал их разговор с Марианной, но никаких прямых улик у него в руках еще не было. Смущало Шликкена и то, что Кальман больно уж убедительно разыграл труса, готового за спасенную ему жизнь на что угодно. Вот Шликкен и придумал свою провокацию. Поручил Кальману выпытать у «коммуниста Фекете» его подпольные связи. Посадил их с Фекете в одну камеру. А на самом деле Фекете был не кто иной, как инженер Даницкий. Борши раскусил провокацию и со спокойной совестью сообщил Шликкену все полученные от Фекете сведения, ни сном ни духом не ведая, что Виола — действительно существующее лицо и что пароль и донесение исходят от Марианны. А Шликкен записал весь их разговор с Борши на магнитофон. Конечно, тогда он еще не предполагал, что когда-либо можно будет использовать эти записи…
Кара покачал головой и мрачно заметил:
— А я за это же самое отсидел пять лет.
— Выдал, так сказать, правосудию аванс на пять лет, — ехидно вставил Шалго. — Если ты теперь провалишься, то из ожидающего тебя наказания эти пять лет тебе зачтут без разговоров!
— Знаешь, Оскар, думай, прежде чем говорить! — возмущенно оборвал его Кара. — Если я провалюсь, меня ждет не тюрьма, а веревка, — добавил он и, чтобы успокоиться, снова наполнил рюмки. Однако Шалго не унимался:
— А ты заблаговременно завербуй своего палача.
— Полковник прав, — вмешался Шавош, — шутки ваши довольно плоские.
— Уж не суеверны ли вы, доктор?
— Нет, я не суеверен, — возразил Шавош, — но и зубоскальства не терплю. Шутки я признаю в рамках хорошего тона.
Неожиданная поддержка приободрила Кару. И он резко сказал Шалго:
— Тебе легко болтать. А вот давай-ка поменяемся ролями. На Западе я тоже был бы куда смелее.
— Да, но сейчас мы оба находимся в Пеште, — продолжал острить Шалго.
— Ты спокоен, потому что знаешь: тебя оберегаю я.
Шавош решил положить конец их препирательству.
— Господа, я не вижу никакого смысла в вашем споре, — вмешался он. — На мой взгляд, полковник смелый человек. И работа его заслуживает только похвалы. К тому же, Шалго, насколько мне помнится, вы куда-то торопились.
Толстяка, как видно, задело за живое последнее замечание Шавоша, но он оставил его без внимания.
— Вы совершенно правы, зачем спорить? Давайте лучше обсудим, что же нам делать с Борши.
— Если вы не возражаете, — предложил Шавош, — мы и этот вопрос обсудим вдвоем с полковником.
Шалго тяжело поднялся и развел руками.
— Как вам будет угодно. — Подойдя к Каре, он положил руку ему на плечо. — Не сердись, Эрне. Я ведь не хотел тебя обидеть. Ну, до скорой встречи.
Кара усталым шагом возвратился из передней.
— Хороший человек Шалго, только уж очень любит подтрунивать надо мной, — сказал он. — А мне очень обидно. Не хочет он понять, насколько трудна и сложна моя работа.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92