Он, безусловно, сделает карьеру, если коллеги не съедят его по дороге.) «Но все-таки?» – настаивала она. «Сколько вы можете мне предложить?» – спросил я возможно более злым голосом. Она ответила, что подумает, и поинтересовалась, где меня можно найти. Я сказал, что достаточно послать мне телеграмму до востребования, и добавил, что, если завтра к полудню от нее не будет никаких вестей, она будет жалеть об этом всю жизнь, и что ей следует подумать о детях.
– Чудесно! – одобряю я. – Такие выражения всегда производят впечатление в подобных разговорах, они подобны цитате из «Британника»! Что было потом, дитя мое?
– Она пообещала и...
Он умолкает, так как в это время телефон взывает о помощи. Я снимаю трубку. У меня спрашивают, я ли это, что я и не думаю отрицать.
– Это мадам Монфеаль, – произносит женский голос.
Я с трудом сглатываю слюну.
– О, прекрасно, дорогая мадам. Чем обязан удовольствию слышать вас?
– Я столкнулась с одним типом, самым что ни на есть подозрительным, который нагло пытается меня шантажировать.
– Да что вы! – выдыхаю я, разочарованный до самой ватерлинии.
Мартине, который ни о чем не догадывается, непринужденно полирует пилочкой ногти. Он недоволен тем, что его прервали, ибо ему не терпится продолжить свой рассказ.
– Именно так, – говорит вдова. – Этот хулиган сунул мне в руку записку на кладбище в день похорон. Представляете, что это за наглец!
– Да, действительно! Почему вы не предупредили меня?
– Я хотела понять, чего он добивается. Я... думала, что ему известно что-нибудь важное насчет убийства моего мужа и что, предупредив вас, я спугну его... Он говорит, что у него есть какие-то улики, но я не смогла его заставить уточнить, какие это улики. Вы не считаете, что это тот самый сумасшедший, господин комиссар?
– Не исключено, – соглашаюсь я. – Нет, это не исключено.
– Фамилия его Мартине. По всей видимости, это его настоящая фамилия, поскольку почта приходит ему до востребования...
– Я немедленно этим займусь. Мое почтение, мадам. Я вешаю трубку.
– Так вот, – говорит красавец Мартине, подобный сияющей весне или, по крайней мере, мужскому отделу универсального магазина «Весна». – На чем мы остановились?
– Я уже не помню, – бормочет доблестный Сан-Антонио, человек, способный заменить таблицу умножения и чихательный порошок. – Нет, я не помню, на чем мы остановились, но зато могу тебе сказать, к чему мы пришли! К нулю, приятель! Мамаша Монфеаль только что рассказала мне о вашем разговоре. Надо признать, что мы поторопились радоваться.
У бедняги широко, словно шляпа с велюровыми полями, раскрывается рот. Он уже видел себя комиссаром Мэгре, улучшенным Шерлоком, а теперь ему предстоит разочарование.
– Ну ничего, – успокаиваю я его. – В нашей профессии всегда так: приходится наносить много ударов, куда надо и куда не надо, прежде чем нокаутируешь противника.
Глава XVIII
Если и есть хоть одно существо, которому радостно видеть очаровательного Сан-А, так это Фелиция, моя славная мама.
– Мой мальчик! – ликует она. – Я уже начала волноваться.
– Что за мысли, мама, ну почему?
– Не знаю, просто так...
– У тебя есть какие-нибудь новости?
Она вновь становится серьезной.
– Я не осмеливаюсь, – говорит она.
– Что не осмеливаешься?
– Рассказать тебе о результатах моих поисков.
Такой маму я еще никогда не видел. Если и она начнет напускать на себя вид сотрудника Второго отдела, то пиши пропало. Обычно она очень непосредственна.
– Почему?
– Потому что боюсь ошибиться, Антуан.
Это значит, что она что-то раскопала.
– Все же расскажи. Все, что ты ни скажешь, против тебя не обернется. Мы с тобой не в Штатах.
– Ну так вот. Когда ты уехал, я стала размышлять. И мне пришло в голову, что наша гостиница расположена по дороге в церковь и что история с машиной произошла до мессы.
– Не улавливаю связи.
– Я пошла поговорить с мальчиками из церковного хора.
Я щелкаю пальцами и восторженно целую ее.
– Гениально. Теперь я знаю, кому я обязан исключительным даром, который обеспечил мне такую известность!
– Будь поскромнее, Антуан, – советует она мне нежно, стараясь не рассмеяться. – Ну вот, я поговорила с двумя мальчиками из хора, и один из них сказал, что он видел какого-то человека, закрывавшего дверцу твоей машины.
– Так это же чудесно! Кто?
– Жано!
– Какой Жано? Кто такой Жано?
– Посудомойщик в нашей гостинице.
Она хватает меня за предплечье и сжимает его.
– Я боюсь, не соврал ли он. Можно ли верить показаниям мальчишки? Это же так серьезно, понимаешь?
– Не беспокойся, мама, у меня есть опыт.
И правда, ребята, я знаю по меньшей мере тысячу двести дам, которые вам это подтвердят.
Маму все равно одолевает беспокойство. Она так добра, что переживает за этого вышепоименованного Жано.
– А потом, – вновь говорит она, – Жано, может, просто посмотрел твою машину, не сделав ничего дурного.
– Ну, конечно, не переживай, я сумею его проинтервьюировать мягко.
Я запечатлеваю новый успокоительный поцелуй на лбу моей доброй старушки. Затем отправляюсь на кухню. Хозяин весь в работе. Он готовит для разнообразия телятину в сметане, с приправой из парижских грибов, выращенных в Фуйи-ле-Трюф. Его подручный, он же скверный повар, посудомойщик, истопник и козел отпущения, находится рядом с ним и проворно размешивает соус бешамель.
Я смотрю ему прямо в глаза и констатирую, что они бегают, словно мышь в западне.
«Так-так», – говорю я себе, ибо я хорошо владею этим способом общения.
Хозяин силится продемонстрировать хорошее настроение, хотя далек от того, чтобы его испытывать.
– Вам что-нибудь нужно, господин комиссар?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43