Куда бы я ни кинулся, я буду в пределах досягаемости этого кола. Я начал выбиваться из сил. Вскоре мне конец. Этот мешочек, прикрепленный к моему поясу, тянул меня вниз. Я рванул его за пряжку. А кол опустился снова, стремясь загнать меня на дно, пригвоздить к сетям. Я неистово извивался, в ушах у меня стояла пальба. Этот кол был корабельным багром. Я поймал его конец и что есть силы пихнул в какую-то сеть. Багор дернулся. Еще раз, еще... «Застрял в сети», — подумал я.
Сеть.
Но он вырвал свой багор из сети. Я успел нырнуть прежде, чем мой противник смог ударить меня. Пряжка мешочка на поясе была расстегнута, и мои пальцы сами забрались внутрь. Они нашли то, что искали. Нож.
Я сильно оттолкнулся ногами от бортика садка. Вокруг меня кружилась черная вода, наполненная мчащимися туда-сюда станками обезумевшей рыбы. Сеть надвинулась туго натянутой стеной, готовой выбросить меня пол новые удары. Я вцепился в нее скрюченными пальцами левой руки. А правой резанул ножом вдоль и поперек.
Это был отличный нож, острый как бритва. Натянутая стена ослабла. Я изо всех сил толкнулся ногами и нырнул в дыру. Следом за мной, почуяв свободную воду, ринулась рыба, множество рыбы, скользкой и быстрой. Свет прожекторов погас. Мои легкие разрывались.
Я выплыл на поверхность. Мне показался сладким вкус вольного воздуха. Никакого багра поблизости не было.
Глава 16
Прожектора казались отсюда серыми тенями. Я отталкивался ногами которые внезапно стали словно резиновые, и серые тени ускользали от меня все дальше. Я вспомнил о сильном течении в узкой горловине залива. Сейчас должен начаться отлив, и меня понесет в открытое море. Я должен торопиться. Мое горло горело. Я дышал носом и все отчаянней отталкивался ногами.
Темные утесы на берегу снова вернули мне силы. Под руками зашуршала галька. Потом я уже не плыл, а полз по берегу. Где-то в темноте заработал с перебоями старый дизель. Я вжался лицом в прибрежную гальку. Какое-то судно прошло мимо, возможно, ярдах в двадцати позади меня, спеша вниз по течению через узкие теснины залива. Я обжился на этом каменном берегу. Мне бы хотелось остаться здесь и хорошенько отоспаться. Но я кое-как поднялся на ноги и поковылял по побережью, а потом вверх по тропе на хребет.
Мне казалось, что мои легкие полны битого стекла. Я кашлял и плевался. С вершины хребта мне открылось на противоположной стороне залива неясное пятно белых огней. Это безмятежно горели в бухте якорные огни. Я начал спускаться вниз — туда, где оставил свой костюм для ныряния, нашел его и заковылял дальше по побережью. Отлив уже откатился далеко, и грязь со дна, по которой я шлепал еле-еле, воняла тухлыми яйцами. Когда грязь кончилась, мне оставалось преодолеть всего каких-то десять ярдов. Это были тяжелые десять ярдов.
В кокните я стянул с себя всю одежду, с трудом спустился вниз и выпил полпинты молока из холодильника. Огонь в горле погас, превратившись в острое воспаление, не более того. Но во рту оставался какой-то мерзкий химический привкус. Привкус чего-то хранившегося в этой бочке. Потом я уселся на койку.
А следующим, что я увидел, было солнце, сверкавшее мне в глаза, и морские чайки. Я валялся на своей койке. Там, где упал. Горло было воспалено, и все у меня болело и ныло. Боль в горле слегка отошла, когда я понемножку пропустил через него кофе. Затем я проделал трудный заплыв через гавань, но Проспер уже уехал — повез свою подружку на работу. Я вернулся и очистил все свое снаряжение от грязи. Наступило время отправляться на берег в телефонную будку у конца причала. Я позвонил в свою контору. Снаружи чайки дрались из-за места в воздухе, и тени туч нависали над зелеными склонами гор. А в будке звучал деловитый голос Сирила на фоне монотонного гула Садовой улицы. В ту минуту Садовая улица казалась мне чем-то вроде оазиса спокойствия.
Сирил пересказал мне дневную корреспонденцию. Я разделался со всеми делами пункт за пунктом. Потом я сказал:
— Позвоните Джеймсу Чаррингтону и выясните все, что можно, о гранитной каменоломне в Арднабрюэ.
— Гранитная каменоломня, — повторил Сирил с легким удивлением, служившим ему для демонстрации своего скептицизма. — И подшить это к делу Морэг Салливан, я полагаю.
— Перезвоните мне, — распорядился я, — через десять минут. Я повесил трубку, снова поднял и позвонил Фионе. Она отозвалась мгновенно.
— Что случилось с твоим голосом?
— Я нашел какую-то бочку с химикалиями, — проскрежетал я. — Такую же, как те, что были у Джимми и у Эвана. Я снял с нее крышку и слегка понюхал содержимое. И в итоге у меня воспалилось горло.
Я не стал ей рассказывать, что следом за этим кто-то пытался утопить меня. Мне не хотелось ее тревожить.
— Ты идешь домой? — спросила она.
— Я собираюсь в каменоломню, — сказал я.
— Побереги себя, — попросила она.
— И ты тоже.
Я прислонился головой к прохладному стеклу и наблюдал, как какой-то мужчина на катере Лундгрена снова и снова затягивает тросовый шнур. Возле моей будки не было никого, кто желал бы воспользоваться телефоном. Ровно через десять минут раздался звонок Сирила.
— Насчет гранитной каменоломни, — сказал он. — Она снабжает магазины морских принадлежностей мистера Лундгрена. Мистер Чаррингтон подчеркнул, что большинство крупных портовых зон в мире расположены в болотистых местах. Корабли мистера Лундгрена тяготеют к таким местам. В особенности — к Нидерландам. Это процветающий бизнес, и мистер Лундгрен очень богат. Против него трудно будет вести дело, вряд ли следует рассчитывать хоть на какой-то успех.
«В особенности, если нам не платят за эту работу» — такова была невысказанная мысль.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103