Громко прогудело объявление на фламандском языке. Французского варианта я не расслышал, потому что был занят запихиванием своего велосипеда в багажное отделение. Я вскарабкался в вагон и нашел себе место у окна. Как обычно, никому не хотелось сидеть рядом со мной. Поэтому я закурил сигарету, чтобы еще больше отбить у них такие намерения, и принялся изучать буклетик с железнодорожной картой, который я подобрал на станции.
Поезд шел прямо до Роттердама, весь путь составлял около ста двадцати миль. Я планировал сойти в Антверпене; доехать на велосипеде до Росендала на другой стороне голландской границы и сесть на тамошний поезд до Роттердама. А пока суд да дело, у меня были добрых полтора часа, прежде чем мне предстояло что-либо предпринять.
За окном хлестал дождь, местность выглядела серой и унылой. В вагоне становилось жарко. От моей одежды шел пар. Я стал клевать носом. «Перестань, — сказал я себе. — Не спи». И принялся мысленно пересказывать параграфы закона о браке. Однако эти параграфы начали смешиваться с морскими ориентирами к западу от Арднамеркена, которые одновременно оказались и расположением дорожных постов между Женевой и Берген-он-Зумом. Я провалился в этакий тряский сон. Выходил я из него медленно, как это бывает, когда проспишь в качающемся вагоне десять миль. И тотчас я понял, что происходит нечто очень скверное.
Мимо окна скользила какая-то серая платформа. Мы отъезжали от станции. Мои часы показывали 17.35. На табличке в конце платформы значилось: «Антверпен».
И тут я совсем проснулся. В дальнем конце вагона между сиденьями шел мужчина в темно-синей форменной одежде. Я видел, как он задал кому-то вопрос, открыл паспорт, сверил его лицо с фотографией, вернул паспорт и двинулся дальше. «Ну, и что же теперь?» — спросил я свои одурманенные сном мозги.
Никаких идей не появилось.
Я внимательно следил за мужчиной в форме. Он спрашивал документы примерно у одного человека из пяти. Я закурил сигарету, поставил свою сумку с закусками на колени и ссутулился, натянув на глаза берет. Я больше не был во Франции. Я был на выскобленном до розового цвета Севере. Я выделялся, словно какой-то маяк.
С противоположного сиденья на меня уже давно неодобрительно поглядывала невысокая женщина в цветистом платье и с такой розовой кожей, словно ее скребли металлической мочалкой для сковородок.
Носик-кнопочка втянул воздух разок, другой... Потом она привстала ткнула в мою сторону толстым пальцем и сказала что-то такое, чего я не понял.
— Что-что? — спросил я по-французски.
Она повторила это снова. Я выпустил дым сигареты ей в лицо. Она сморщила нос. Мужчина из иммиграционной службы был теперь уже в трех рядах от меня. Женщина показала на табличку «Курить запрещается».
— Ах! — Я вскочил. — Пардон. Извините меня!
Она села на свое место, сложила руки на своей огромной груди и вздернула подбородок. А я закинул сумку за спину, воткнул «Голуаз» в рот и побрел вдоль вагона.
Мужчина из иммиграционной службы проверял паспорт у какого-то человека, кажется, араба. Я протолкнулся мимо него со своим: «Пардон». Он даже не обернулся. Я вышел из салона и встал на площадке, привалясь к стенке. Голова кружилась от коктейля из никотина и счастливого избавления.
Мужчина из иммиграционной службы за мной сюда не явился. Спустя час поезд прибыл в Роттердам. Я забрал свой велосипед, подкатил его к табачному ларьку и купил там мешочек табака «Драм» и немного бумаги для сигарет. Я начинал верить в пользу курения. Потом я отправился к телефонам, позвонил в службу доков и спросил насчет «Мариуса Б». Мужчина дал мне номер причала на пристани и добавил:
— Если у вас есть что-нибудь для них, то вам будет лучше поторопиться. Судно отбывает через два часа.
— Два часа? — переспросил я.
«Через два часа» означало 20.30. А я рассчитывал, что у меня есть время до самого утра. Я выкатил свой велосипед со станции и сумел уговорить какого-то толстого таксиста засунуть его в багажник «мерседеса». Таксист провез меня под Мааским туннелем. Я попросил, чтобы он высадил меня, не доезжая полмили до дока, и подсказал, как добраться дальше до нужного мне причала.
Ливень уступил место устойчивому мелкому дождичку. Много проносилось грузовиков, волоча за собой оперение из пахнущих дизельным маслом брызг. Это было как раз время стыка рабочих смен: катили друг другу навстречу неспешные потоки велосипедистов с пакетами домашних завтраков на багажниках. Они циркулировали туда-сюда из мрачных жилых домов, стоявших в отдалении, словно кольцо могильных камней.
Я провел велосипед по лужам, игравшим всеми цветами радуги от пролитой в них нефти, направляясь в сторону высившихся на западе корабельных корпусов. Суда расположились вдоль причалов, были совсем небольшими, некоторые — не больше барж.
На корме судна, стоявшего у девятого причала, было написано: «Мариус Б — Панама». Его люки стояли открытыми. Кран спускал какой-то контейнер в передний люк судна. Другой грузовик с контейнером дожидался своей очереди у дальнего конца судна.
Я проехал сквозь ржавые, связанные цепью ворота, мимо длинных бараков, построенных вдоль этого причала, и поставил свой велосипед под навесом. Потом я вытащил мешочек с «Драмом», свернул сигарету и закурил, сквозь дым наблюдая за краном.
Я был здесь, и «Мариус Б» тоже был здесь, и груз направлялся на его борт. Я методично запер велосипед цепью, снял с него передний и задний фонарики и уложил их в свою сумку. Судно отплывает через полтора часа. В этом заброшенном месте, состоявшем из дождя, камня и ржавчины, могло уйти по меньшей мере полчаса на то, чтобы отыскать какой-нибудь телефон.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103