И как могли они понять странную озабоченность матери, раздражительность миссис Браунинг, внезапное долгое молчание Энни или же необычную снисходительность старого Рудольфа, садовника, занимавшего комнату над гаражом? Рудольф был единственным мужчиной, с которым мальчики постоянно общались, и он играл в их жизни немалую роль. Если садовник закапывал вырытые накануне собакой ямки в клумбе спокойно и без воркотни, мальчики понимали, что это неспроста.
Ответную реакцию им подсказало чутье. Они стали не просто братьями, каждый из которых изворачивается, чтобы завоевать какое-то положение в семье, они стали друзьями и объединились в борьбе со взрослыми. Забравшись на перекладину чугунных ворот и обратившись лицом к дому, показывали язык и нараспев произносили ругательные слова.
– Я в замке король, – пел Грег и поименно перечислял всех, кого считал бессовестными мошенниками: Энни, мать, старого Рудольфа. Марвин считал, что сюда надо включить и папу, но Грег напомнил ему, что папа обещал привести новую собаку и никакой он не мошенник.
– А вот если он забудет, – сказал Марв, – тогда и он будет бессовестным мошенником и мы сможем петь то же самое и про него.
– Не забудет. Что-нибудь да привезет. Он всегда что-нибудь привозит.
– А вдруг, кота, а? Я бы не отказался.
– Пити его не принял бы. Он ненавидит котов. Пити их убивает.
Пити, отродясь не видевший кошки, откликнулся на такой лестный отзыв о нем радостным тявканьем. Для себя мальчики решили проблему так: если держать кота с собакой не удастся, а отец все-таки привезет его по ошибке, они отдадут кота старому Рудольфу и попросят обменять на собаку. До вчерашнего дня им было все равно, какой породы будет новая собака, но теперь, понимая, что большая собака будет больше докучать взрослым, они предпочитали сенбернара.
– Мы сможем натравить его на Энни, – сказал Грег. – Как она начнет загонять нас в постели, мы скажем псу: "Возьми ее!" А он – гав! – и укусит Энни.
Марв так расхохотался, представив себе подобную радостную картину, что чуть не упал с перекладины: гав! – и Энни получает свое; гав! – миссис Браунинг получает свое; гав, гав! – каждый получает свое.
– Кроме нас.
– Кроме нас.
Они так заливались смехом, что ворота затряслись, а Пити возбужденно залаял. К тому времени, как появился почтальон, щеки у мальчишек раскраснелись, как помидоры, а Марв начал икать, как всегда с ним бывало после приступов смеха.
– Мистер почтальон! Здравствуйте, мистер почтальон!
– Привет, мальчики. – Почтальон был долговязый и тощий, с улыбкой на задубевшем от непогоды лице. – Как же это вы с утра не в школе?
– Корь.
– Если у вас корь, вам нельзя гулять.
– Не у нас корь, – пояснил Марв, – а у других ребят.
– Подумать только! Когда я был мальчишкой, мне ни разу так не повезло. В те времена хоть чума разразись в городе, школу не закрывали, нет, сэр. – Он прислонил к решетке свою тяжелую сумку и воздел руки. – Вот как я учился. Заставляли. Сам-то я не хотел.
– А что такое чума? – спросил Грег, слезая с ворот.
– Вроде кори, только похуже.
– У вас есть в сумке что-нибудь для нас?
– Ясное дело.
– А мы для вас тоже кое-что припасли.
– А что именно?
– Может, догадаетесь?
– Я думаю, печенье.
– Нет.
– Яблоко?
– Нет. Его не едят. То есть люди не едят.
– А что люди с ним делают?
– Хранят как игрушку.
– Ну ладно, я сдаюсь. Так что же это такое?
– Дай я скажу! – закричал Марв. – Я скажу! Это дождевой червяк!
Почтальон снял фуражку и почесал в затылке.
– Дождевой червяк? – переспросил он. – Что ж, давайте взглянем на него.
Полуживой червяк был торжественно извлечен из кармана Грега и осторожно положен на ладонь почтальона.
– Гляди-ка, что придумал, смышленый малый. Честно признаюсь, еще ни разу в жизни никто не дарил мне дождевого червя.
– Вы позаботитесь о нем? – с беспокойством спросил Грег.
– Будь уверен. Я, пожалуй, снесу его в свой сад, он там найдет других таких же червей, с которыми будет играть. Я слышал, что для червяка ничего нет хуже одиночества.
– А откуда вы знаете, что он повстречает таких червяков, с которыми захочет играть?
– Они не очень-то суетятся, их нетрудно найти. – Почтальон открыл сумку и постарался распределить ежедневную почту между мальчиками поровну. – Ну, мне пора идти дальше.
– Когда-нибудь мы сможем пойти с вами и тащить вашу сумку?
– Когда-нибудь сможете, конечно. Пока, ребята.
– Пока.
Мальчики проводили почтальона глазами, пока он не завернул за угол, после чего направились к дому. Обычно на этом этапе они спешили, так как сознавали всю важность процедуры передачи почты матери или миссис Браунинг. Но в это утро они еле тащились, то и дело оглядывались на ворота, будто надеялись, что почтальон вернется и возьмет их с собой.
У входной двери их дожидалась мать.
– Как много почты. Должно быть, тяжело ее нести.
– Я мог бы снести всю сумку, – заявил Грег, – если бы захотел. Он сказал, когда-нибудь я смогу это сделать.
– И я тоже, – запротестовал Марв. – Он сказал, что мы оба сможем.
– Я уверена, это будет чудесно, – сказала Эстер и начала просматривать почту, складывая счета в одну сторону, рекламные листки – в другую. Письмо было только одно.
Эстер долго смотрела на знакомый почерк на конверте. Потом сказала холодно и спокойно:
– Теперь, мальчики, вам лучше пойти к Энни.
Их испугал тон ее голоса, им не верилось, что мать может так говорить с кем-либо из них или с обоими сразу.
– Ненавижу Энни! – закричал Марв. – Я не хочу...
– Делай, что я сказала, Марвин.
– Нет! Не хочу! Ненавижу Энни!
– И я ее ненавижу, – сказал Грег. – Мы научим новую собаку кусать ее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67