Время-то позднее, да и погода не для прогулок, чтобы идти целый автобусный пролет.
Хотя нет, все правильно... Там же стояла машина с зажженными подфарниками.
Ждал ли ее там кто-нибудь? Может быть. А почему ждал? Почему вместе с ней не вошел в дом? Касатонова стояла на балконе достаточно долго, около часа. Да, она продрогла, вошла в квартиру, взяла свитер, снова вышла на балкон, баночка из под каких-то консервов чуть ли не доверху была полна окурков. Чтобы столько окурков... Это больше часа. И все это время кто-то ее ждал?
Вряд ли.
Скорее всего, никто ее не ждал. Машина стояла пустая. Никто не будет женщину ждать так долго в машине под дождем. Мужик проедет двести метров и зайдет в кафешку, выпьет кофе, пива, посидит в тепле, выкурит сигаретку, перебросится словом... Нет, он не будет ждать ее так долго. Если в этом нет какого-то злого умысла, — подвела итог своим рассуждениям Касатонова.
И в этот момент зазвонил телефон.
— Слушаю! — сказала она.
Звонил Гордюхин.
— Екатерина Сергеевна? Здравствуете. Гордюхин моя фамилия. Участковым работаю.
— До сих пор?
— Пока терпят... Я вот чего... Мы тут снова были на месте преступления, снова осматривали, искали.
— Нашли?
— Честно говоря, результат тот же... Кто-то очень хорошо поработал до нас.
Кстати... Вашего фотоаппарата я там тоже не нашел. Когда мы уходили, он оставался на полке.
— Может, слесарь спер?
— Да не должен, он вроде ничего мужик.
— Потому и спер, — с преувеличенной уверенностью сказала Касатонова. — Когда будете у него обыск проводить, я согласна быть понятой. У меня хороший опыт.
— Признавайтесь — прихватили свой фотоаппарат?
— Не оставлять же мне его в квартире, залитой кровью невинной жертвы.
— А я уж было забеспокоился, — Гордюхин облегченно перевел дух. — Вроде взял, а не вернул. Ладно, обошлось и хорошо.
— Эти снимки вам вряд ли понадобятся? — Касатонова придала своему голосу сложную интонацию, нечто между вопросом и утверждением, но Гордюхин ответил легко, не задумываясь.
— Да, эксперт был со своим сверхмощным аппаратом. Думаю, он сумел ухватить больше подробностей, чем ваша мыльница. Я ведь и снимал только потому, что не был уверен, что они с фотографом приедут. А раз прибыли в полном комплекте, то все и уладилось. Как впечатления? Вы ведь впервые исполняли обязанности понятой?
— Крутовато для первого раза, но ничего... Спала нормально. Уже есть успехи?
— Какие успехи, — безнадежно проговорил Гордюхин, и Касатонова, кажется, даже увидела, как он, сидя в своем кабинете, махнул рукой. — Следов никаких, зацепок нет, сам никто с повинной не пришел. Остается одно — искать, как говорится, умозрительно — не было ли врагов, не угрожал ли кто, не пытался ли совершить убийство до этого случая... Ну, и так далее. Среди своих искать надо — знакомые, приятели, соратники, сотрудники.
— Женщины, — подсказала Касатонова.
— Вы имеете в виду образцовую уборку? Вряд ли... У женщин, как мне кажется, другой способ сведения счетов. И потом тут не месть, тут другое... — Передел собственности?
— Что-то в этом роде. На фабрике надо искать концы.
— То есть заказное убийство?
— Екатерина Сергеевна, — усмехнулся Гордюхин. — Где вы набрались таких слов? Как вам удается произносить их столь легко и непосредственно? Вы побыли два часа понятой, а кажется, всю жизнь проработали в уголовном розыске.
— А знаете, Николай Степанович, если неделю посидеть у телевизора и посмотреть криминальную хронику... И все. Этого вполне достаточно. А ведь есть еще последние известия, репортажи из мест заключения, интервью со следователями, документальные фильмы, художественные сериалы, если, конечно, их можно назвать художественными... Кто-то настойчиво и целеустремленно готовит народонаселение России к криминальной жизни... Вам не кажется?
— Я уверен, что народонаселение России к этой криминальной жизни давно подготовлено и, кажется, даже забыло, что бывает жизнь другая — спокойная, доверчивая, благожелательная... Хотите цифру, Екатерина Сергеевна?
— Хочу! — быстро сказала Касатонова.
— За последние десять лет, за годы демократии, свободы и счастливых преобразований десять миллионов человек получили тюремный опыт. Прибавьте сюда еще столько же их детей, жен, мужей, родственников и вы получите почти все сто пятьдесят миллионов. А вы говорите, идет подготовка... Подготовка закончена.
— А что же дальше?
— Загляните как-нибудь... Я слышал, вы вроде как бы на пенсию решили выйти, а? У вас теперь много времени?
Не понравились Касатоновой последние слова участкового, не понравились.
Что-то в них цепляло ее самолюбие, достоинство, или же просто нарушало мнение о самой себе. Она не сразу поняла, в чем дело, но, помолчав, догадалась — не надо бы ему произносить слово «пенсия», не надо бы. Она еще не привыкла к этому своему положению, звание пенсионерки если и не огорчало ее так уж сильно, то как бы опускало на землю, ставило на место. Так примерно прозвучали для нее невинные слова Гордюхина. Он тоже понял свою промашку и тут же попытался исправить положение, причем неплохую попытку сделал, Касатонова не могла не отдать ему должное.
— А вы случаем не танцевали в балете? — спросил он, воспользовавшись затянувшимся молчанием.
— С чего это вы взяли? — изумилась Касатонова.
— Там, говорят, в тридцать лет на пенсию выходят... Ведь вам не больше? — наивно спросил он.
— Ну, вы даете, Николай Степанович! — не могла не восхититься Касатонова столь неуклюжим, но все равно приятным комплиментом. — Как такое в голову могло прийти!
— Ах, да! — спохватился участковый, почувствовав, что прощен.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63