Грегсон был уже в камере — его нашли в Санбери, в доме сестры. Говард, теперь почувствовавший уверенность в себе, потому что нападение на офицера полиции и угон автомобиля — преступления, которые не мог обсуждать даже мистер де Трейнор, волоча ногу, пошел поговорить с Грегсоном. Уэксфорд решил сбежать и попасть домой, пока не начался дождь; для этого он поспешил воспользоваться полусекретным выходом. Ему показалось удачным, что если травма Говарда была недостаточно серьезной для того, чтобы на время отстранить его от работы, то у Бейкера дело обстояло совсем иначе, но каково было его удивление, когда, спускаясь в один из глубоких переходов, окрашенных зеленой краской, он лицом к лицу столкнулся с инспектором, у которого была перевязана голова.
Ему не оставалось ничего другого, кроме как остановиться и спросить его о самочувствии.
— Жить буду, — коротко бросил Бейкер.
Единственным вежливым замечанием на такой нелюбезный ответ было «Надеюсь». Сказав это, Уэксфорд искренне порадовался, что не случилось хуже, и пошел дальше.
— О, мистер Уэксфорд! Вам осталось еще несколько дней отпуска, не так ли?
Это прозвучало как первый шаг к примирению. У Уэксфорда было так плохо на душе, что он был признателен за любое проявление сердечности.
— Да, я уезжаю из Лондона в субботу.
— Тогда вам надо постараться побывать в Биллингсгейте. Там полно красной селедки, а в Смитфилде можно увидеть диких гусей. — И Бейкер сам, как гусь, загоготал над собственной шуткой.
Этот смех и покровительственное похлопывание по плечу не сделали его замечание менее оскорбительным. Глупо было на него обижаться. Невероятно довольный собой, инспектор зашел в лифт и закрыл за собой дверь. Уэксфорд стал спускаться по лестнице. Больше не было смысла не пользоваться главным входом.
Внезапно ему показалось нелепым избегать встречи с Клементсом. В конце концов, разница в их положении не допускала каких бы то ни было насмешек, тогда как, зная характер Бейкера, к нему можно было относиться более снисходительно. Пройдя последний пролет, он вдруг увидел свое отражение в окне, которое из-за кирпичной стены позади него превратилось в огромное мрачное зеркало. Перед ним стоял крупный пожилой мужчина в помятом плаще; каждая черточка его лица, в котором всегда светились ум и мудрость, теперь отражала одновременно разочарование и раздражение испорченного капризного ребенка и горечь постаревшего человека. Он расправил плечи и перестал хмуриться. В конце концов, что такого произошло, чтобы позволять маленьким неудачам брать над собой верх?! И как можно было так опуститься при его-то звании! Он должен не только не избегать Клементса, но, наоборот, розыскать его и извиниться за свое вчерашнее поведение и, что еще важнее, попрощаться. И как только он мог подумать — уехать из Кенберн-Вейл навсегда и хотя бы формально не попрощаться с дружелюбным сержантом?!
Большой холл был пуст, только два человека в униформе стояли за длинной стойкой, где давали справки. Один из них вежливо предложил посмотреть, находится ли сержант в здании участка. Уэксфорд присел в неудобное черное кожаное кресло и стал ждать. Было еще только десять часов. Начался дождь, и брызги покрыли сводчатые окна по обеим сторонам от входа. Видимо, прогноз метеоцентра о глубоком циклоне на юго-востоке Англии был верным. Если погода немного улучшится, он позвонит Стивену Дербону и напомнит ему о поездке, которую тот обещал. Это будет для него гораздо приятнее, чем допросы. Уэксфорд чувствовал себя так, словно он был в каком-то долгу перед Дербоном. Нет, в данном случае он должен был не извиняться перед человеком, которого заподозрил в убийстве, а сделать дружественный жест за такие абсурдные и необоснованные подозрения. Уэксфорд прекрасно понимал, как можно испытывать чувство вины только от того, что плохо о ком-то подумал, хотя никогда и не выразил эти мысли словами.
Он засомневался, не станет ли их встреча напоминанием о его глупости, заставившей Клементса покраснеть, как тот вдруг оказался перед ним. Уэксфорд поднялся, не испытывая никакой жалости к себе и в то же время ни в чем себя не обвиняя. Через два часа Клементс будет обедать с женой и Джеймсом — это будет его последний обед в испытательный срок. А может быть, вообще последний обед с Джеймсом?
— Сержант, я хотел бы извиниться за то, как разговаривал с вами вчера.
— Все в порядке, сэр. Я уже забыл об этом.
Конечно, забыл; сейчас у него в голове было совсем другое.
Уэксфорд мягко и искрение сказал:
— Завтра у вас очень важный день, не так ли?
И как только это произнес, понял, что не стоило ему поднимать эту тему. До этого момента он не представлял себе, в каком напряжении жил и работал Клементс, — напряжении, которое с каждым днем становилось все мучительнее. Теперь оно выразилось в невероятных усилиях сержанта сохранить на лице обычное приветливое выражение воспитанного человека; он даже пытался изобразить улыбку. Уэксфорд видел, что Клементс не может говорить, тревога, заполнившая каждый уголок его души и все его мысли, совершенно уничтожила его страсть к морализированию и стремление все критиковать. Он был совершенно опустошен и, словно зверь, хотел лишь одного — удержать своего детеныша.
Они посмотрели друг на друга, смущенный Уэксфорд и сержант, болтливость которого куда-то исчезла, онемевший от паники и ужаса в ожидании завтрашних событий.
— Я отпросился на завтрашнее утро, а может быть, и на весь день. — Сглотнув, он замолчал. — Зависит от… моей жены… и от того, как они…
— Мы больше не встретимся с вами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64