Дядька только кивал головой.
– Вот теперь разумно говоришь, Татьяна. Да не бойся, не украду у тебя молодца. Как кончит учебу – выхлопочу у князя, чтоб послали сотником в новгородскую дружину. При тебе будет твой заступник.
Мать снова всплакнула, но уже чуялось – легки ее слезы. Да и как не поплакать, если сын, первенец, который недавно вроде у груди лежал, уже вырос и уезжает невесть куда, в далекий стольный град?
– Спасибо тебе, Тихон, – сказала сквозь слезы. – Ввек не забуду твоей доброты. Всеслав, благодари дядю!
Всеслав сделал шаг навстречу, хотел было поклониться, но попал в объятия дядьки, и сам неожиданно для себя захлюпал носом. Жаль было матери, что остается, и Нюты – кто теперь с ней играться станет? И радостно было за себя – большая, долгая дорога светила впереди и много еще чего, неведомого пока, но непременно хорошего.

ГЛАВА 2

Едва проторенная дорога вела степью, а над ней нависали тяжелые, разбухшие тучи. С утра морозило, воздух был полон ледяными иглами, но к вечеру потеплело – снеговые тучи укутали землю. Всеслав дремал, покойно закутавшись в отцовскую добротную шубу на хорьке. Дядька же, против обыкновения, был беспокоен – то и дело привставал, бормотал что-то.
– Что, дядюшка? – спросонку встрепенулся Всеслав.
– Ничего. Спи покамест.
– Выспался уж, не хочу больше. Что-то небо так заволокло?
– Это и меня беспокоит. Как бы беды не случилось! Того и гляди, буран начнется, а нам до жилья еще сколько! Места здесь глухие да недобрые, волки ходят стаями... О нынешнюю зиму они злые, голодные.
Всеслав испугался, но виду не показал.
– Бог милует, – сказал смиренно, как матушка бы сказала.
– Так-то оно так. На Бога надейся, а сам не плошай!
– Степан, – обратился дядюшка к вознице, – как ты про погоду мыслишь: завьюжит, ай нет?
Степан, сытый, веселый мужик, привстал и огляделся.
– По приметам, оно и так... Да авось пронесет, боярин!
– Авось, авось... – передразнил его дядюшка. – Все б тебе «авось». А ну как попадем в переделку? А с нами мальчонка, мне за него отвечать. Так что соображай, куда бы к жилью свернуть.
– Сделаем! – откликнулся Степан и привстал. – Эх, по всем по трем, коренной не тронь, а кроме коренной и нету ни одной!
Вдохновленные таким кличем, а пуще ударом кнута, лошади пошли быстрее.
Темнело быстро, тучи из серых сделались черными и нависали тяжко, готовые каждое мгновение прорваться. Порывами налетал колючий ветер... Степан надвинул шапку глубоко на глаза, яростно стегал лошадей по шеям. Всеслав понял – дело плохо.
– Сгинем мы здесь, дядя? – спросил он, надрывая голос, чтобы перекричать завывания ветра.
– Чепухи-то не говори! – отвечал дядюшка. – Оно конечно, тяжко придется. Ну да ничего, Степан – возница бывалый. Из каких мы с ним переделок не выбирались! Помнишь, Степан,
Путшу Черного?
Степан кивнул, но видно было, что ему не до праздных разговоров – закусив губу, он вглядывался вдаль.
– А кто это – Путша? – спросил Всеслав.
– Разбойничек черниговский. Кто мимо его вотчины пройдет – живым не вернется. Кони у него быстрые, товарищи верные, кистень точно бьет. Ну, а мы со Степаном ускакали от него, в дураках оставили...
Сани сильно накренило.
– Что такое! – вскрикнул Тихон. – Что случилось, Степан?
Степан привстал, глаза его сверкали из-под шапки, страшно скалились зубы. Молча указал кнутовищем куда-то в сторону, и Всеслав, хотя не хотел глядеть, взглянул. За санями, почти вровень с ними, бесшумно мчались по голубым сугробам огромные, матерые волки.
Словно кошмарный сон виделся Всеславу, страшная, сладкая жуть. Степан, по пояс высунувшись из саней, кричал что-то дурным голосом. Кони были добрые – злая рыжая кобылка, коренная, рвалась вперед, хрипя. Сильно кидало на ухабах.
Снежная пыль летела в лицо. На особо резком повороте Степан странно дернулся и боком повалился с саней. Дядька Тихон едва поспел перехватить вожжи. Только и слышали, что приглушенный вопль.
Волки отстали. Всеслав сидел, зажмурившись, до боли стиснув зубы. Дядька оглянулся на него.
– Испугался, малец? Степана жаль – хороший был мужик, верный. Кабы не он – нам всем пропасть.
Всеслав не отвечал. Дрожь постепенно проходила, таяла в коленях. Осмелился, наконец, открыть глаза, оглядеться – все так же простиралась равнодушная степь.
Уже совсем стемнело, когда издалека потянуло запахом дыма – жилье было недалеко. Лошадки приободрились, побежали быстрее. Только к полуночи добрались до ночлега.
Дядька Тихон кнутовищем постучал в ворота – двор был маленький, посреди торчало одно дерево, но ворота добрые. Забрехали собаки.
– Кого несет? – через некоторое время послышался недовольный голос.
– Княжеский воевода проездом, – отвечал Тихон. – Пустите, люди добрые, во имя отца и сына и святого духа.
Им отперли ворота, и заробевший сторож проводил в избу. Всеслава дядька усадил в передней на сундук, сам пошел здороваться с хозяином. Вернулся довольный.
– Привел нас с тобой Господь, – сказал мальчику. – Поп местный тут живет. Заробел меня, аж смешно стало. Ты чего дрожишь, замерз? Ничего, сейчас и поешь, и согреешься.
Изба была новая, чистая. Возле входа – рогожа, о которую следовало вытирать ноги. Сразу усадили за стол. У Всеслава уж глаза слипались от усталости, но есть хотелось больше чем спать. Хлопотливая попадья жалела мальчонку: «Куда тебя, родимого, везут в такое время!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12