И как можно быстрее! Сил моих нет больше терпеть этот свинарник! Хоть бы убраться отсюда наконец!
— Никакой это не свинарник, а квартира, и даже очень клевая! Просто шикарная, если хочешь! Самая лучшая из всех, что у нас были!
— Еще бы у нас были лучше — это с ней —то!
— Ох, Стар, перестань! Да, кстати, а ты поела жареной картошки?
— Угу. И еще мороженое в придачу.
— Это такое, в пластиковом стаканчике? Крем-брюле, да? — завистливо спросила я.
— Ага… м-м-м… ну и вкуснятина! — промурлыкала Стар. И смущенно покосилась на меня. — Слушай, Дол, в следующий раз, когда она получит пособие, я стяну у нее немножко денег и свожу тебя в «Макдоналдс», обещаю.
— Ох, Стар, спасибо! Какая ты добрая!
— И вовсе я не добрая. Послушай, перестань скакать! Нечего сходить с ума от радости. Господи, да все нормальные ребята в твоем возрасте приняли бы это, как должное. Какая ты все-таки чудная, Дол! Миришься со всем этим… и даже как будто не возражаешь. Не понимаю…
Впрочем, Стар раньше и сама, похоже, не возражала. Она любила Мэриголд, любила меня, и ей нравилась наша жизнь втроем. Тогда она считала, что у всех остальных, кроме нас, не жизнь, а сплошная скучища и тягомотина. А вот мы — мы другие. И жизнь у нас сверкает и переливается яркими красками — как те татуировки, которыми с ног до головы была покрыта Мэриголд.
— Жаль, что ты становишься взрослой, Стар… — вздохнула я. — Ты изменилась.
— Да, я взрослею, и так и должно быть. Я скоро стану совсем взрослой. И ты тоже. А вот она — нет. Что, что, а это ей не грозит.
Стар выразительно мотнула головой в сторону кухни. Там вовсю гремела музыка — Мэриголд поставила свою любимую кассету с записью «Эмералд Сити». Грохот противней свидетельствовал о том, что она решила напечь еще кексов.
— Ненавижу ее, — прошептала Стар.
Слова с шипением вылетали у нее изо рта, как злые осы — из гнезда.
— Нет, не ненавидишь, — поспешно возразила я.
— Нет, ненавижу.
— Ты ее любишь.
— Идиотская, мерзкая, бесполезная… не мать, а черт знает что!
— Нет, она не такая. Она любит нас с тобой. И потом, она такая смешная. Она умеет замечательно играть в разные игры. Она так расстроилась из-за вчерашнего, что и не знает, как загладить свою вину. Потому и затеяла эти дурацкие кексы!
— Которые нам на фиг не нужны. Почему она не может испечь один кекс? Всего один, но зато нормальный, как у всех нормальных людей?! Почему у нее крышу все время сдувает на сторону? Ха-ха! Знаешь, почему? Потому, что она чокнутая!
— Прекрати, Стар.
— Да и не любит она нас, не воображай, пожалуйста. Если бы любила, постаралась бы исправиться. Если хочешь знать, ей вообще на нас наплевать! Вот так-то!
Стар ошибалась.
На следующий день, едва выйдя за ворота школы, я увидела поджидавшую меня Мэриголд. Даже стоя среди других матерей, она резко выделялась среди них — не заметить ее было невозможно. Кое-кто из ребят, игравших на школьном дворе, уже открыто пялился на нее, не стесняясь даже тыкать в сторону Мэриголд пальцем. Даже подслеповатый Совенок Моррис и тот застыл, словно пораженный внезапным столбняком, и только близоруко моргал сквозь толстые, как донышки от бутылок, стекла очков.
На мгновение я будто увидела Мэриголд другими глазами — ну, словно стащила у Совенка очки и водрузила их себе на нос. А зрелище было еще то! Только представьте себе: рыжеволосая женщина в коротеньком топике и узеньких шортах, с очень белой кожей, сплошь покрытой яркими татуировками. Они покрывали ее плечи, руки, бедра, ноги, даже лодыжки и те были в татуировках.
Я знала, что у отцов некоторых моих одноклассниц тоже имелись наколки. А у одной мамы на плече красовалась крохотная кокетливая бабочка. Но до Мэриголд им всем было далеко.
Она выделялась среди толпы как прекрасный цветок. Как причудливое, экзотическое растение. И казалось, вовсе не замечала, что никому из родителей даже в голову не приходит заговорить с ней. Увидев меня, она принялась прыгать и размахивать руками как сумасшедшая.
— До-о-ол! Долли! Йо-хо-о-о!
Теперь все вокруг таращились не только на Мэриголд. Но и на меня тоже.
Я чувствовала себя так, словно меня поджаривают на медленном огне. Стараясь улыбаться, я медленно шла к Мэриголд. От напряжения губы у меня одеревенели и точно приклеились к зубам. Я казалась себе мухой, угодившей в чашку с сиропом.
— Да шевелись же, Дол! — вопила мне Мэриголд.
И я побежала как подстегнутая.
— Ну и которая из них Таша? — выкрикнула Мэриголд, когда я уже была рядом.
От ужаса меня затошнило. «Нет. Пожалуйста! Только не это!»
Краем глаза я увидела Ташу — горделиво потряхивая гривой светлых волос, она пересекала школьный двор. А потом я разглядела Ташину мать, очень элегантную и в то же время ничем не выделяющуюся из толпы — в черной майке и цветастой юбке, со светлыми, как у дочери, волосами, она стояла в стороне, только, в отличие от Таши, ее волосы были скромно заколоты в пучок.
— Что-то я ее не вижу. Наверное, она уже ушла, — соврала я.
Но Мэриголд успела перехватить мой взгляд.
— А разве это не она? Вон та, с распущенными волосами? Эй, Таша! Таша-а! Иди-ка сюда!
— Мэриголд, тише! Замолчи! Не надо! — мучительно покраснев, залепетала я.
— Все в порядке, Дол! — успокоила меня Мэриголд.
Какой уж тут порядок! Вытаращив глаза, Таша застыла на месте. Ее мать озадаченно нахмурилась. А потом подскочила к дочери и обняла ее за плечи, словно собираясь защитить от какой-то неведомой опасности.
Ничего не замечая, Мэриголд ринулась прямо к ним. Я обреченно поплелась следом.
— Что вам надо? — растерянно спросила Ташина мать.
Тревогу и нескрываемую враждебность в ее голосе просто невозможно было не заметить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77