ТОП авторов и книг     ИСКАТЬ КНИГУ В БИБЛИОТЕКЕ

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 





Уильям Батлер Йейтс: «Кельтский элемент в литературе»

Уильям Батлер Йейтс
Кельтский элемент в литературе


Перевод и комментарии Антона Нестерова, source
«Опубл.: У. Б. Йейтс. Виддение. С. 25 – 34.»: М.,; 2000
Уильям Батлер ЙейтсКельтский элемент в литературе I В "Поэзии кельтов" Эрнест Ренан отметил некоторые черты, присущие, по его мнению, кельтской расе. Позволю себе несколько цитат – хотя они известны всем и каждому: "Ни одна раса не общалась столь близко с тварным миром, поставленным ниже человека, ни одна раса не полагала, будто это столь важно для жизни духа". Кельтам присущ "своего рода реалистический натурализм", любовь к Природе ради нее самой, живое чувство естественной магии, смешанное с меланхолией, настигающей человека, едва он остается с природой один на один, и ему кажется, будто он слышит голос, раскрывающий тайну, откуда пришел человек в этот мир и какая участь ему здесь уготована. "Они терзают себя, ошибочно почитая грезы реальностью", и "воистину, их дар воображения, в сравнении с воображением, каким знала его античность, предстанет бесконечностью в сравнении с чем-то конечным и ограниченным". "Для этих народов история облеклась в одну нескончаемую жалобу – и по сей день вспоминают они о своем изгнании и бегстве за море". "Если кельты порой и кажутся веселы, все равно за улыбкой их уже проблескивает слеза. Их застольные песни кончаются как элегии; ничто не сравнится с радостной скорбью кельтских народных мелодий". Мэтью Арнольд в "Кельтской литературе" также называет страсть к Природе, дар воображения и меланхолию характерными чертами кельтского характера, однако описывает их значительно подробнее. Страсть кельтов к природе проистекает не столько из осознания ее "таинственности", сколько – "красоты", и это прибавляет Природе "очарования и магии"; воображение кельтов и свойственная им меланхолия – что-то вроде "страстного, бурного, необузданного мятежа против тирании факта". Кельтская меланхолия имеет мало общего с меланхолией Фауста или Вертера, – у них-то к тому есть причина, а кельтами движет нечто "неизъяснимое, дерзкое и титаническое". Формулы эти у всех на слуху – их знают едва ли не лучше ренановых, на слуху и фрагменты стихов и прозы, которые Мэтью Арнольд приводит, дабы показать, что всякий раз, когда произведение английской литературы обладает названными качествами, оно восходит к некому кельтскому источнику. Думаю, никто из нас, пишущих об Ирландии, не станет оспаривать правоту этих суждений, но стоит задуматься о том, что из указанных качеств нам во благо, а что – во зло. Ибо, если этого не сделать, рано или поздно нам угрожает безумие, и враги выкорчуют наши розовые сады, а на их месте разобьют капустные грядки Намек на эпоху саксонского владычества.

. Может статься, нам пристало сформулировать аргументы Ренана и Мэтью Арнольда заново. II Когда-то все народы верили, что деревья – это богини и боги, и они могут принимать человеческий или фантастический облик и танцевать среди теней; что олени и вороны, лисы, медведи и волки, облака и озера – все сущее под солнцем и луной – как и сами луна и солнце, столь же божественны и изменчивы. В радуге древние видели пренебрежительно отброшенный богом охотничий лук; в раскатах грома им слышался грохот разбиваемого глиняного кувшина, которым боги носят воду, или шум колес несущейся в небе божественной колесницы; а когда над их головой внезапно пролетала стая диких уток или воронья, они считали, что это мертвые спешат к месту успокоения; и покуда они были склонны в любой былинке прозревать великую тайну, они верили, что достаточно мановения руки или взмаха священной ветвью, чтобы погрузить в смятение сердце и заставить луну укрыться тенью затмения.Литературы древности изобилуют подобными образами, а поэты народов, и поныне не утративших этот взгляд на мир, могли бы сказать о себе вслед за автором "Калевалы": "песням моим я учился у множества птиц, у множества вод" В пер. Л. Бельского: "Мне навеял песен ветер, / Принесли морские волны, / Мне слова сложили птицы". Калевала, I, 67 – 69.

. В "Калевале" мать оплакивает утопленицу-дочь, которой смерть показалась милее брака с постылым стариком, – слезы ее столь обильны, что становятся тремя реками, из вод их встают три скалы, на вершине же тех вырастают три березы, в кронах их сидят три кукушки и поют: одна – "любовь, любовь", другая "жених, жених", третья же – "утешение, утешение" Калевала, IV, 447 – 504.

. Создатели саг придумали белку, снующую вверх-вниз по стволу священного ясеня Игдрасиль: она доносит слова дракона, оплетающего корни древа, орлу, сидящему в кроне, и слова орла – дракону "В ветвях ясеня [Игдрасиль] живет орел, обладающий великой мудростью. А меж глаз у него сидит ястреб Ведрфельнир. Белка по имени Грызозуб снует вверх и вниз по ясеню и переносит бранные слова, которыми осыпают друг друга орел и дракон Нидхегг". – Видение Гюльви// Снорри Стурлусон. Младшая Эдда. М., 1970. С. 35.

; пусть слагатели саг не столь архаичны, как создатели "Калевалы": они жили в более населенном и сложном мире, и постепенно проникались тягой к абстрактному мышлению, уводящей человека от красоты, явленной зримо, но тем самым они, возможно, все больше теряли навыки бесстрастного созерцания, которое одно лишь способно увести человека за границы транса и заставить деревья и тварей живых, и всякую вещь говорить голосами человеческими. В этом смысле древние ирландцы и валлийцы не столь архаичны, как создатели "Калевалы", и все же они ближе к архаике, чем авторы саг, отсюда и своеобразие цитируемых Мэтью Арнольдом примеров, где больше "природной магии" и "чувства тайны", чем любования "красотой" природы.
1 2 3 4 5 6

ТОП авторов и книг     ИСКАТЬ КНИГУ В БИБЛИОТЕКЕ    

Рубрики

Рубрики