Из-за малого пространства его цепь была бесполезна, да для такого хлюпика с узкими плечами и раздавшимся от долгого сидения геморройным задом она и не требовалась. Он встретил его несколькими точными ударами кастета, в одно мгновение превратив фейс писателя в сплошное месиво. Хлынувшая из него кровь забрызгала ему рубашку, ковер, листы на столе, и он вырубился, ткнувшись носом в свой дурацкий «АПЕЛЬСИН», обнимая ее, как единственного чайлда.
Его верная красивая, стройная жена, казалось, присохла к камину, в ужасе зажав рот рукой и вытаращив глаза, которые у нее были синие-синие. Потом бросилась к поверженному мужу.
В этот момент из кухни подгребли Джоша и Пит. Они что-то чавкали, не снимая масок. В одной руке Джоша держал индюшиную ногу, а в другой — заиндевелую банку пива.
— Кончай жрать! — приказал я. — Лучше приведи в чувство этого интеллигентика. Да подержи его, чтобы не рыпался. Преподадим ему урок из реальной жизни.
Пит подошел к писателю и медленно вылил на его умную голову ледяное пиво из банки. Тот встрепенулся, силясь что-то рассмотреть через разбитые очки. Пит задрал его голову, грубо схватив за волосы.
— 0'кей, Кир. Теперь примемся за маленькую миссис. Видишь, как она расстроилась. Надо ее успокоить.
Дебила заломил герлины руки, а я, подойдя спереди, рванул ее белую атласную кофточку и чуть не поперхнулся от слюноотделения — красивые, налитые титс уставились на меня розовыми глазищами сосков. Я завалил ее на спину и, несмотря на ее жалобные крики и бешеное сопротивление, сделал с ней старое как мир «туда-сюда». Озверевший райтер чуть было не вырвался из рук намертво державших его Джоша и Пита. Он извергал на наши головы такие проклятия, которых я никогда и не слышал, хотя я и не интеллигент.
Потом по очереди то же самое проделали Кир, Пит и Джоша, пыхтя, сопя и повизгивая от возбуждения. Сопротивления Джоше она уже не оказывала. Только тихонько всхлипывала, глядя в сторону и до крови закусив губу. Трепыхавшегося райтера опять пришлось выщемить, ударив пару раз головой о тайпер. Затем мы исполнили победную пляску, круша и ломая все, что попадалось под руку. Хотели поджечь бунгало, но я приказал отставить. Пусть живут, если смогут, и спустятся наконец с небес на грешную землю.
Выпив по банке пива из холодильника, мы запрыгнули в кар и помчались обратно в наши джунгли, давя по дороге все живое, что попадалось под колеса.
На драйве к городу, недалеко от Индустриального канала, в котором плавали грязь, кал и дохлые животные, мотор вдруг закашлял, зачихал и сдох. Но нас это мало чесало: впереди виднелась станция подземки. Нужно было решить, что делать с каром: оставить его копполам или же отправить на дно канала. Все сошлись на последнем. Со смехом мы разогнали машину, и ее прощальное «бултых» поставило точку с запятой в сегодняшнем вечере. До центра была всего одна остановка. Мне с трудом удалось утихомирить моих разошедшихся фрэндов. Я уплатил положенную фэер, и мы подождали электропоезд, на всякий случай приклеив на фейсы выражения смирения и благовоспитанности. Правда, пока я покупал билеты, Кир умудрился раздолбать пару автоматов, так что теперь его карманы были набиты мелочью и шоколадными батончиками, которые он собирался раздать униженным и оскорбленным. Но таковых поблизости не оказалось. В вагоне дремали с десяток лохов, и чтобы как-то убить время (целые три минуты!), мы порезали и выпотрошили сиденья, а старина Кир, упражняясь с цепью, высадил окно.
Выйдя в центре, мы не спеша направились в нашу «Коровяку».
Публика в «Коровяке» в основном была представлена тинэйджерами, или, как мы сами себя называли, надсадами. Но было также и несколько более пожилых завсегдатаев, мэн и уимен (только не буржуев, их мы терпеть не могли). Кругом смеялись, пели, громко говорили, стараясь перекричать шум и гам. За отдельным тэйблом сидела инородная группа актеров и статистов, репетировавших какое-то шоу на расположенной за углом телестудии. Мое внимание привлекла находившаяся среди них потрясная герла с плотоядным накрашенным ртом и множеством белых, как подававшееся здесь молоко, зубов (мне показалось, что они растут у нее в четыре ряда). Она беззаботно хохотала, будто в этом безумном, безумном, безумном мире все ей было до лампочки. Джонни Живаго, один из кумиров надсадов русского происхождения, кончил (вместе с несколькими надсадками) вонючий шлягер «Только через день». Вдруг моя герла решительно встала и в наступившей тишине запела, как бы что-то доказывая своим фрэндам за тэйблом. Как она пела! Вы не поверите, но мне показалось, что в нашу грязную, вонючую стекляшку вдруг залетела Синяя птица. У меня по всему телу побежали мурашки. Дыхание перехватило, запершило в горле и защипало в глазах. Я узнал, что она поет. Это была ария из оперы Фридриха Гиттерфенстера «Дас Беттцейг». Как раз то место, когда она поет с перерезанным горлом, сердцем произнося: «Вот теперь я наконец счастлива…» Как бы то ни было, я буквально оцепенел.
Но в этот момент стинкинг кретин Кир отпустил в ее адрес грязное ругательство, которое я не осмеливаюсь привести здесь, стараясь изложить все произошедшее со мной чистым надсадским языком.
Дурак испортил песню, и я страйкнул фистом прямо по его паскудной пасти. Он обалдело лукт эт ми, не понимая, в чем дело, механически вытирая кровь с губы.
— Зачем ты это сделал? — недоуменно спросил он.
— За твои скотские манеры. Чтобы ты научился вести себя на публике.
— Не понял, — тупо произнес он. — Но мне это очень не понравилось. Никогда больше так не делай. Отныне я тебе не фрэнд и не бразер.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41