Ваша жена и ваш лучший друг. Забавно, не правда ли?
Он ощущал, как они тянутся к нему с пониманием.
И понял, что перед ним люди, предавшиеся злу. На самом глубинном уровне Бирн понял, что они натворили. А заодно понял и другое: Кристен любила его. Только его. Она носила его дитя. Он верил ей десять лет их совместной жизни. Так почему же он должен подозревать ее — оттого лишь, что Дэвид предал его?
Надо верить тем, кого знаешь.
Попятившись, он отступил от стоявших на лестнице мужчин к двери.
Она открылась.
46
Элизабет глубоко вздохнула. Том и Кейт стояли позади нее, и по первому впечатлению казалось, что ничего не переменилось. Взгляд ее коснулся всего: стола, закрытой дверцы лифта, лестницы. Прежде чем двигаться дальше, следовало убедиться в чем-то еще.
Она вошла в холл и повернулась. Как и раньше, надпись оказалась над дверью.
Тu verras que seui et blesse
J'ai parcouru ce triste monde.
Et qu'ainsi je m'en fus mourir
Bien loin, bien loin, sans decouvrir
Le bleu manoir de Rosamonde.
Увидишь ты: израненный и лишь с самим собою
Объехал я наш мир печалей и тревог.
И умер, не достигнув цели.
Измученный болезнью и трудом,
Не отыскал я Розамунды синий дом,
Но злую участь и жестокий рок
Я на себя своей рукой навлек.
— Переменилось очень немногое, — проговорила Элизабет с удовлетворением, понимая теперь, что смерть не может встретить ее где-нибудь в другом месте.
Заметив, что за ней наблюдают, она вздохнула. Настало время принять настоящее, увидеть, куда привела их всех странная история поместья.
Холл был залит кровью. Как и следовало быть. Только Элизабет никогда не видела здесь эти ярко-алые брызги, блестящие на старом дереве и причудливой резьбе. Прежде кровь всегда скрывали поступки, помыслы и тайны, разговоры обитателей дома. Теперь она выступила на всем — скромной краске дерева, на грудах и рядах книг. Запах заставил ее сморщиться; тем не менее это было только поверхностное явление глубинной неправды.
Она немедленно узнала Питера, тот стоял в центре поместья, в сердцевине всего, что пошло не так. Ее брат только породил проклятие. Но оно исполнилось на Питере. Родди был страстен и груб, Питер — хладнокровен и умен. И злоба его растянулась на поколения.
Он остался на половине лестницы, замерев с канистрой бензина. Шаги ее замедлились, дыхание сделалось чуточку неровным. Он не переменился, во всяком случае, заметно. Даже его одежда — эти элегантные тонкие ткани, которые так изящно облегали его фигуру, — сохранила свою бледную роскошь. Соломенные волосы посеребрились, лицо прорезали морщины, однако холодный взгляд остался прежним.
Такими они были и когда он волок ее по ледяному лесу к дороге, где лежала ее дочь Элла. И когда он чарами проник в ту жизнь, которую она разделяла с Джоном.
Сила гнева и страха перед ним заставила сердце Элизабет забиться сильнее. Он пристально смотрел на нее, и Элизабет вновь ощутила, как его воля подавляет ее собственные мысли, смешивает и путает их. Она будто вдруг помолодела.
С усилием она отвела глаза. Ладони ее увлажнились. Элизабет подумала, что ей не следовало приезжать сюда. Рискованно позволять себе новую встречу с ним.
Движение над ними заставило ее взглянуть вверх. На площадке стоял еще один молодой человек, которого она не знала. Впрочем, и он показался ей знакомым.
— Это вы Саймон? — спросила она. Тот не шевельнулся, глядя на нее словно зачарованный. Она подумала, спустится ли он вниз, чтобы поприветствовать ее, а потом поняла, что он стоит наверху, поскольку связан с Питером. Они были вместе во всем. Еще одно прикосновение страха, сожаления и ужаса. Итак, их двое: отец и сын.
— А это кто? — Она с облегчением повернулась к стоящему у стола мужчине, пытавшемуся вежливой улыбкой загладить ее разочарование в Питере Лайтоулере и его сыне. Получилось так, что она как хозяйка принимает гостей.
Ну что ж, дело обстояло примерно так. Это был ее дом. Она вернулась домой, в проклятое Голубое поместье, в самом сердце которого угнездилось зло.
Человек у стола явно переживал какое-то потрясение; он побелел, и она видела, что он неловко придерживает левую руку.
— Вам больно? — спросила она заботливо. — Простите, но я не знаю вас.
Человек шагнул к ней, протягивая правую руку с очевидным усилием.
— Моя фамилия Бирн. — Его неторопливый глубокий голос невыразимо тронул ее. — Я садовник.
Вместо того чтобы принять рукопожатие, она подняла лицо, и он не мог не поцеловать ее.
— Я — Элизабет Банньер, — негромко произнесла она. — И я рада, что вы здесь.
Бирн улыбнулся ей и через плечо увидел за ней Тома и Кейт.
— Можно ли выбраться отсюда? Сумеем ли мы пройти?
В качестве ответа Том распахнул переднюю дверь.
Непроницаемый барьер зелени прикрывал свет.
— Он сомкнулся позади нас, — сказал Том. — Что здесь происходит ?
— Ведьмы оставили нас, — проговорил Бирн. — Здесь была драка. Но Том, Кейт… миссис Банньер, я должен сказать вам, что Алисия убита. Этот человек в черном бросил нож.
Вскрикнула Кейт, затараторил Том, задавая вопросы. Бирн показал на стол, где лежала женщина. Лицо ее было прикрыто.
«Алисия. Бедная Алисия…» — Элизабет прикоснулась к холодной руке, но ее отвлекло что-то другое. Пусть они говорят, пусть обмениваются скорбными восклицаниями. Она заметила третьего мужчину — призрачную фигуру в черном — позади аркады.
Неторопливо обойдя стол, она попыталась разглядеть его повнимательнее. Рассказ садовника принес ей некоторое утешение. Не очень большое.
По крайней мере Лягушка-брехушка победила. Она выгнала ведьм из поместья. Элизабет сразу вспомнила их, когда садовник упомянул про ворону и жука, хотя это было так давно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117