В поместье все уравновешено, подумала она. Дом наделил ее двумя хранителями — Листовиком и Лягушкой-брехушкой, но одновременно создал и их противников. Она помнила черную ворону, всегда появлявшуюся, когда Питер и Родди общались со злом, и жука-оленя, шелестевшего у их ног.
Итак, ее старая подруга сумела изгнать их из поместья.
Человек больше не прятался в тени. Шагнув вперед, он стукнул книгой возле мертвого тела.
Том побагровел, в глазах его вспыхнуло обвинение.
— Но он все еще здесь! — И указал на фигуру. — Тот человек, кукольник.
Одно мгновение казалось, что Том бросится на него, но Элизабет каким-то образом умудрилась стать на пути. Она протянула руку и Том остановился.
— Итак, — сказала Элизабет, задыхаясь и чувствуя, что голова кругом идет. Она глубоко вздохнула. — Итак, Родди, ты вернулся назад.
Она ощущала всех остальных — молодого человека на площадке, Питера на лестнице; дети позади нее и садовник, вдруг сделавшиеся здесь чужими, следили за ее встречей с человеком, который был здесь своим.
Он не переменился: ни седины, ни сетки морщин. Она помнила брата столь хорошо, что годы уже не имели значения. Одежда его показалась ей чуточку чужеземной и поношенной — ему просто не следовало бы носить такое, — но все остальное осталось прежним.
Ясный взор, тонкие кости. Пружинистые и короткие темные волосы, бесцветные зубы. Шрам, вздувший щеку, удивил ее, но брат держался почти по-военному, напряженно и угловато.
— Я никогда не уходил отсюда, — сказал он. — Ты знаешь, что сердце мое и душа всегда оставались здесь. Тело существовало в иных местах, но сам я находился дома.
— Но теперь даже тело не беспокоит тебя, — закончила она за него, понимая, почему он не переменился и не состарился. — Каким-то образом ты сумел одурачить смерть, не так ли? Мог бы и поделиться со мной секретом. — Взгляд серых глаз коснулся морщин на его лице, увидел в них засохшую кровь. — Пожалуй, не надо. Итак, ты в аду, Родди? Это случилось с тобой?
Он почти улыбнулся ей, злобно обнажив желтеющие зубы.
— Можешь считать, что так. Мои друзья не всегда были добры ко мне. Такова их природа. Они были готовы помочь мне в выполнении желаний, но не обнаруживали доброты. Впрочем, по-моему, жизнь не проявила милосердия и к тебе.
Он опустил руки на ее плечи. Спокойнейшие слова, тишайший шепот.
— Отдай его мне.
Лишь Бирн услыхал эти слова.
— Это делается не так, — сказала она ровным голосом. — Попроси прощения. Таково предназначение Голубого поместья.
Ясные очи обратились к ней.
— Этого достаточно. — Руки его упали с плеч. — Ты стара и уродлива, ящерица Лизард. Твоя жизнь уже почти закончена.
— А когда окончится твоя жизнь?
— Ты знаешь это. Когда поместье сделается моим. Тогда.
Над ними что-то шевельнулось. Элизабет посмотрела вверх. Питер следил за ними с пристальным вниманием, как тому и следовало быть. Он шагнул вперед и спросил:
— Элизабет, чего ты хочешь?
Она ответила:
— Правосудия. И все.
— Ну и я тоже. — Он подошел еще на шаг ближе. — И мне кажется, что оно еще в твоих руках, Элизабет. Сколь ни отвратительно, что такая древняя старуха может обладать такой властью! В это воистину трудно поверить, для этого нет причин. — Знакомая недоверчивость на сей раз была выражена открыто и четко.
— Ты прямо как Родерик. — К презрению в ее голосе примешивалась жалость. — Неужели дом так мало значит для тебя?
— Дело не только в поместье, ты это знаешь. Дело в истории, которая сопровождает его. В том, что им владели ты, твоя дочь, твоя внучка. Все ваши дети не знают отцов.
— Элла была дочерью Джона, — осторожно сказала она. — Я всегда говорила это.
— Ты не могла поступить иначе, но я знаю истину.
— Она была дочерью Джона, — повторила Элизабет. — Они были похожи лицом и руками. — Она была абсолютно уверена в этом, хотя прекрасно помнила о том, что происходило между ней и Питером.
Эти слова лишали его рассудка.
— Ты все отобрала у нас и не захотела делиться. Ты даже не захотела расстаться со своим именем. Я хочу получить поместье, потому что оно принадлежит мне по праву, потому что моим отцом был твой старший брат Родерик. По всем существующим законам наследования ты не имеешь права жить здесь. Конечно, дом — важная вещь. — В голосе его звучало безрассудство, будто слова ничего не значили, будто она была настолько незначительной персоной, что ею можно было пренебречь. Она решила, что он говорит это для своего сына и всех остальных. Устроил представление, как было всегда.
— Хватит, Питер, — она проговорила очень спокойно. — Дело не только в этом. Этот дом всегда будет помнить, что ты натворил здесь.
— Это потому, что он твой. Когда дом станет моим, он отразит другую версию событий, другую реальность, покажет, как меня отвергли, как всех нас лишили прав. — Он спускался по лестнице и наконец остановился в нескольких футах от нее.
— Ты опоздал, Питер. Оглядись. В поместье полно людей, которые знают, что именно произошло. Наши жизни были выставлены на показ. Том рассказал мне о своей книге. И я уверена в том, что были и другие откровения. Дом никогда не обнаруживал склонности к умолчаниям. Он существует, чтобы объяснить прошлое. Он окружен светом, он купается в свете, правда истекает из его камней. Здесь негде спрятаться, негде забыть.
— Ты всегда любила обвинять.
— А ты всегда был уверен, что сможешь спрятать свои делишки.
— Лиззи. — Перед ней встал Родди. Она торопливо оглянулась, попытавшись найти взглядом садовника, но тот отступил к молодой девушке. Элизабет поняла, что молится: только не опоздай, только не опоздай на этот раз…
Она повернулась лицом к брату, обратив незащищенную спину к Питеру, хотя не хотела этого делать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117