Том проглядел заметку, отметив для себя, что подобное событие в последний раз происходило в 1905 году.
Том отложил газету. Под ней, придавленный пресс-папье, лежал его первый набросок, короткая сцена, где Элизабет расставляла свои игрушки в новом доме.
Сев за стол, Том вновь перечитал написанное, задворками ума вспоминая при этом слова Питера Лайтоулера, горечь и гнев, которые он обнаружил после того, как Бирн ушел. Он назвал совершившееся событие заговором женщин. Развернутая ими планомерная кампания ставила своей целью лишить наследства и погубить мужчин, входящих в семью. Немодная идея для конца двадцатого столетия. Некоторые известные Тому феминистки нашли бы что сказать о Питере Лайтоулере, получив такую возможность. Но что могло настолько рассердить его, что гнев до сих пор не оставил отца Саймона?
Сборник песен Дюпарка оставался открытым на пианино, ветерок перебирал его листы. Том пожалел, что не умеет читать ноты, ему хотелось самому сыграть эту мелодию:
Мягкая трава призывает ко сну,
Под прохладную тень платанов.
Взяв карандаш, он принялся за дело: тут следовало изменить слово, там предложение. И прежде чем Том успел осознать, что происходит, сама собой начала складываться следующая сцена:
«Элизабет не может уснуть: слишком жарко, а она еще не закончила свои домашние дела. Она встает и подходит к окну, плющ машет ей темными ладонями.
Все годы, прошедшие после того как они перебрались в Голубое поместье, плющ у восточной стены дома процветал: ветви толщиной в ее руку, извиваясь, спускались к земле. Быстро, не думая, она садится на подоконник и перекидывает ноги. Коротким движением дернув за плющ, чтобы проверить, насколько он прочен, она спускается по стволу, босые ноги нащупывают опору между плющом и камнями.
Через мину ту она оказывается стоящей на террасе. Камень приятно греет пальцы. Осторожно, на цыпочках, Элизабет спускается по ступеням на лужайку.
Она все видит совершенно отчетливо, хотя солнце уже село. Сумерки, как фильтр, обрезают далекий свет, и она замечает, как засияли белые розы. Во тьме, распростершейся над ее головой, заморгали первые звезды. Одна из них на севере горит ярким огнем, в ней пульсирует огненная сила.
Благоуханная трава холодит ноги, восхитительными капельками влаги. Она вспоминает, что Шэдуэлл косил ее как раз сегодня днем. Она сидела за уроками, а он возился под солнцем, подстригал газон…
Элизабет пускается бегом — подальше от воспоминаний об утренней работе. Земля пружинит словно матрас, вливая энергию в ее шаги. Внезапно охваченная порывом, она хочет взлететь как сова. Подпрыгивая, раскинув руки, в развевающейся ночной рубашке, она безмолвно пляшет на лужайке, приближаясь к озеру. Там, у изгороди, выросла целая копна, и ей уже хочется повалится на нее, зарыться, забросать себя травой, забыв о таблицах и датах правления королей и королев…
Вдруг над озером поднимается черный силуэт… грач или ворон (она не знает, кто именно), взбивая воздух широкими крыльями, приближается прямо к ее голове. Она падает, чтобы избежать столкновения, и рука ее ложится на нечто жесткое, гладкое, двигающееся…
Это жук — таких больших Элизабет еще не видала, — блестящий черный панцирь, странные рога на голове. Обратившись к ней рогами, жук исчезает в траве. Она отпрыгивает от насекомого, взволнованная и испуганная появлением ночных созданий.
А потом раздается чей-то голос. Женский, в жалком испуге слышится истинное отчаяние. Элизабет внезапно останавливается, прикрывая ладонью рот.
Голос доносится с острова. За узкой серебряной полоской воды раскачиваются тростники, что-то ворочается в тростниках, раздается звук пощечины. Снова возня, женский крик… тяжелое дыхание.
Она делает шаг, вступая в воду, чтобы помочь бедной женщине. Она не боится, потому что это ее дом, ее собственный сад и озеро, и ничего ужасного с ней здесь не произойдет.
Она говорит:
— Что случилось? Вам больно?
Движение в тростниках вдруг замирает, к ней обращается лицо — бледное и странное.
Родди, ее братец Родди, выплевывает слова, которых она не понимает. Жуткие слова.
— Вали отсюда, маленькая сучонка, убирайся ко всем чертям…
— Родди, это я. Что ты делаешь?
— Немедленно отправляйся в постель! — шипит он со спокойной злобой.
Элизабет делает еще один шаг вперед. Вода уже доходит до колен, холодное прикосновение заставляет ее поежиться. Тут возле ее брата что-то шевелится, и женщина раненой птицей поднимается с земли.
Рука Родди немедленно хватает ее за лодыжку и поворачивает так, что она вновь падает. В отчаянном порыве Элизабет видит, что рубаха женщины порвана, испачкана грязью и промокла. Она выходит из воды на берег и бежит по траве к дому, слезы горят на ее щеках. Каким-то образом она умудряется подняться по ступеням на террасу, мечтая о том, чтобы оказаться внутри дома, оставить сад, убраться подальше от того, что происходит в нем.
Элизабет падает на колени под окном, руки ее тянутся к плющу. Растение окутывает ее, превращаясь в ступени для ее ног и опоры для пальцев. Плющ сам удерживает ее, направляя и охраняя. Она слишком расстроена, слишком смятена, чтобы заботиться о себе, но тем не менее поднимается к своему окну, каким-то образом залезает в него, не зная, как это ей удалось.
Она лежит в постели, дрожа, и думает совсем о другом.
В полночь к ней является Родди. Он опускается на колени возле постели, так что его лицо оказывается вровень с ней.
— Слушай меня, сестричка. Ты сегодня не видела ничего, ты спала, тебе что-то приснилось. Ничего не случилось, ты только спала, только спала…
Он повторяет это снова и снова, и монотонные слова червями вползают в ее голову.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117