— Книга Тома — это вымысел! Он все придумал! — с пылом проговорила Кейт.
— Нет, ее пишет сам дом, а не я.
На этот раз в наступившей тишине они услыхали голоса, звук далекого разговора.
Голоса перешли на крик, но слова было трудно понять.
В дальней комнате, которую Рут делила с Саймоном, послышались вопли.
А потом зазвонил телефон.

— Почему ты не осталась? Разве ты не хотела вновь выволочь на свет Божий повесть о моем бесчестном отце?
— Нет. Мне не хочется даже думать об этом. Все кончено. — Рут казалась отчаявшейся, почти серой от утомления. Она раздевалась и пальцы ее путались в одежде.
— Мне жаль наших гостей, — сказал Саймон. — Юного Лотарио (или же сойдемся на Лохинваре?), погруженного в свою книгу. Можно подумать, что до него их просто не умели писать. Ты понимаешь, что он собирается воспользоваться ею, а? И какое мутное прошлое капает из его блестящей прозы. Насилие, инцест и все прочее вылезет на свободу и примется кувыркаться и возиться под пристальным взглядом общества. Конечно, все это просто необходимо опубликовать.
— Но это же выдумка , он все сочиняет?
— Откуда ты знаешь? Ты читала?
Рут нетерпеливо качнула головой.
— Нет необходимости. С какой стати все это окажется правдой? Ему ничего не рассказывали. Записей не осталось, дневников нет. Это всего лишь слухи.
— Гнездящиеся в кирпичах этого дома, пролетающие сквозняком по его коридорам, комнатам… и не надо говорить мне, что ты ничего не ощущаешь.
— Нет. Я не знаю, о чем ты говоришь. Я не верю таким вещам.
— Даже если Тому еще не наговорили ничего такого, чем же, по-твоему, занята моя почтенная мать в этот самый момент?
— Она знает не все. — Хмурясь, Рут провела щеткой по волосам.
Саймон опустил руки на ее плечи, когда она села перед туалетным столиком, и произнес:
— Рут, дорогая, подумай. Алисия все раскрутит как ведьма, которой она и является; попытается добиться, чтобы ни одна унция греха, зла или горя не была забыта, прощена или потеряна.
— Ты настолько ненавидишь ее?
— Ненавижу? Нет, по крайней мере я так не думаю. Но она чертовски опасна.
— Она хочет узнать правду.
— Не надо говорить мне, что, по-твоему, все сразу исправится, когда каждый грязный шов окажется снаружи. Что вообще могут улучшить знания?
— Но что мы еще можем сделать? Как иначе жить дальше?
— Остается еще наш добрый друг Физекерли Бирн, притаившийся в коттедже в ожидании своего часа.
— Что ты имеешь в виду? — Рут наконец взглянула на него.
— Он добивается тебя, Рут. Или ты не заметила?
— Не говори ерунды.
— Любой нормальный человек уехал бы отсюда несколько дней назад. Что-то удерживает его здесь, я сомневаюсь, чтобы это было удовольствие от моего общества.
— О да, я нравлюсь ему, я согласна с тобой. Он из тех мужчин, которые любят защищать, хотят быть необходимыми. А я нуждаюсь в нем, и ты знаешь это.
— Он хочет трахнуть тебя.
Она встала и подошла к постели, не глядя на него.
— Какая разница, хочет или не хочет, — ответила она. — Все равно я слишком устала.
Со смехом Саймон опустился в постель возле нее.
— Вообще-то я бы предпочел, чтобы он убрался отсюда. Я не доверяю ему — этому безумно раздражающему медлительному голосу, этим взвешенным движениям.
— Он делает дело.
— Ну, пока что он не вставил тебе. — Как обычно, он повернулся к ней спиной. — Ты ведь не позволишь ему, так?
— Это называется собака на сене.
— Боже мой, Рут! Ты сама сказала, что очень устаешь.
— А ты всегда или слишком пьян, или слишком свихнулся, или в слишком большом унынии.
— Эти слова ты рассматриваешь как эротическое приглашение?
— Как ты знаешь, ничего хорошего у нас не выйдет. В настоящий момент я не испытываю к тебе никакой близости.
— Тогда выдай Физекерли Бирну его карточки. Отделайся от него.
— Ради бога, Саймон. Он и есть то правильное, что было сделано здесь за последние годы. Зачем мне отделываться от него?
Он молчал слишком долго.
— Так вот куда дует ветер. Я должен был понимать, что верить тебе не следует. Ты и моя мать… проклятые женщины!
Откинув назад простыни, он потянулся к халату.
— Куда ты?
— Напиться.
— Саймон, не будь смешным, это ерунда.
Но дверь уже закрылась позади него.

Кейт взяла телефонную трубку.
— Алло? Да-да, никаких волнений. Нет, это было отлично. Завтра? Хорошо. Спокойной ночи, дядя.
Положив трубку на место, она решительно посмотрела на Алисию, Тома и Бирна.
— Я отправляюсь на ленч к дяде Питеру. Потому что не верю всему этому. Я не верю ни в какие великие тайны. Прости меня, тетя Алисия, но я не могу принимать все эти разговоры всерьез.
— Но мать твоя упала в обморок. Неужели тебе это ничего не говорит?
— Ты сама сказала, что она никогда ни в чем не признавалась. Что она не помнит, что случилось. — Кейт возмущенно откинула голову назад. — Могло быть все что угодно… скверное путешествие или что-то еще. Он стар и одинок. И хочет принести извинения. И, по-моему, как раз вы ужасно ведете себя со всей этой ненавистью к мужчинам.
— Ты прямо как твоя бабушка, — произнесла Алисия. — Она была моей лучшей подругой. Мы вместе учились в школе. И однажды она говорила мне в точности то же самое.
— Почему мы все обращаемся к прошлому? Зачем все время извлекать его на свет Божий?
— Потому что оно определяет настоящее, — мягко сказала Алисия. — Вот поэтому мы те, кто мы есть.
— Не могу в это поверить. Ерунда. Я отправляюсь в постель. — И не глянув ни на кого, Кейт вылетела из кухни, хлопнув за собой дверью.
Том, Алисия и Бирн остались втроем.

— Расскажите мне о бабушке Кейт, — попросил Том.
Бирн с любопытством поглядел на него.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117