Во лжи Киев погряз…Ивашку не порадовал даже подарок Хохри – рыжий голубь с вихрами по обе стороны шеи, – не до него было.Весной Ивашка сделал подкоп под стену Путятова двора, прополз на животе по бахромчатой траве-спорышу в дальний угол. Издали увидел на каменном, врытом в землю погребе зеленую дверь с большим кольцом. Возле двери прохаживался стражник.Ивашка притаился. «Как же батяню выручить от иродов? Как? – лихорадочно думал он. – Томится сейчас в подземелье».Ивашка с необыкновенной ясностью увидел его лицо: пшеничные волосы в ушах, родинку-вишшо чуть пониже правого уха. Даже голос его услышал. «Ты пёши идти можешь?» – спрашивал отец в дороге. «Ага». – «Что за агакало?» – усмехался он. А когда за миской со щами сидели, говорил укоризненно: «Не мляцкай жуючи!»Подул сильный ветер – верно, зашабашили ведьмы на Лысой горе. Надо было пробираться назад, к подкопу, скрыть его.Ивашка каждый день приползал к зеленой двери, все смотрел издали: может, стражник куда отлучится? Может, отца выведут?Как-то зашел к ним в избу Петро, простучав костылями, сел на лавку.Выслушав рассказ Ивашки, скрежетнул зубами:– Жизни от них, кровопивцев, нету!Долго сидел молча, тяжело уставившись в земляной пол.Наконец глухо сказал:– Чтоб тому Путяте, псу смердящему, руки покорчило, грудь забило, чтоб он в старцах счастья не имел. – Перевел дыхание. – Сказал бы покрепче слово, да не хочу печь гневить…Великое уважение к печи, как к живому существу, очагу, собирающему семью, глубоко сидело в каждом киянине: в ней – огонь, сама жизнь. Потому, когда приходили сваты к дивчине, она бросалась колупать печь-защитницу; потому, возвращаясь с похорон, клал киянин – чтобы очиститься – руку на печь. Печную золу относил на капустные грядки, подмешивал к воде для хворого, сыпал на рану; заболело горло, зубы – прикладывал щеку к углу печи; к ней же тулил и новорожденного телка. Он считал грехом садиться на печь, когда в ней пекся хлеб, гостю предоставлял самое почетное, «большое» место – возле печи.Петро пошел к выходу. Еще не умолк стук костылей, как Анна заметила на лавке сверток: в красиво вышитый рушник было завернуто несколько черных лепешек – не иначе Фрося прислала.
В самый шум на Подольем торгу Ивашка оказался там.Посадский человек Еремка Кулага – весь из хрящей и мослов – покупал соль у торгаша Астафия и обнаружил в ней пепел.– Кияне, – закричал Еремка с рыданием в голосе, – последнюю соль пеплом заменяют!Сразу собралась толпа.– Ты где соль брал? – наступал Еремка, и жилистая шея его вытягивалась, как у кочета. – Я с тебя душу вытряхну!Астафий оробел:– Дак мне ее монах Прохор из Лавры продал. Вот не сойти с места.– Все они за един!– Дороговь день ото дня! К хлебу не подступишься!– Сорочки на хребте нема!– Живодеры! Последнюю корку изо рта рвут!– Выжечь пакостные гнезда!– Делатель с голода мрет!Сквозь толпу на коне протиснулся сотник Вирач – правая рука Путяты, – строго спросил, наезжая на собравшихся:– Эй-эй, чего галдите?Еремка подскочил к сотнику, рывком сдернул его за ноги с коня. Толпа навалилась, стала бить Вирача кто чем.На беду свою, ехал в ту пору мимо боярин Савва Мордатый.Ему сразу припомнили: и что людей мучил на подворье, и соль скупал, прятал, и деньги в рост давал. Сперва Савву камнями закидали, потом тоже с коня стащили.– Брюхо ему распороть да пеплом набить!– Спесь на сердце нарастил! Сколько семей на голод обрек!Мордатый, прикрывая руками плешь, запричитал, чуть не плача:– Род-то мой не низьте.Это еще более обозлило толпу:– Гордился боров щетиной, да опалили!– Соль и хлеб прячут, паскудники, кабалят за долги, а ты род их почитай! Бей всех до единого!На высокий воз вскарабкался Петро, уперся костылем в край воза:– Чо стоите, как кожухи дубленые? Вяжи Мордатого к колокольне – на поруганье, чтоб людей не переводил!Сотни ртов закричали:– Вяжи!И сразу руки потянулись к Савве, потащили его по лестнице наверх, там опутали веревкой вокруг столба, зазвонили в колокола.– На Лавру пошли!– На гору!– Пожгем им жизнь!– Неправду творят злочинщики!– Всех переобидели!– Душат убогих, змии!Кто был на Торговище – черный люд, смерды из боярских вотчин вкруг Киева, поденщики – бросились к ненавистному Печерскому монастырю. Знали, что здесь тоже скупали соль и перепродавали втридорога: подмешивали в нее тертую золу и пепел; знали, что возле игумена Феоктиста околачивается полно бездельников: доместник, Управляющий хором в церкви.

эконом, Ведает казной и имуществом.

келарь, Распоряжается пищевыми припасами.

ключник, Помощник келаря.

начальник хлебопеков, бесчисленные слуги.– Развел вкруг себя вошь!– Дармоеды! Рыла нажрали! – рычала толпа.– Где черный люд – там бога не видно!Толпа миновала пещеры в отвесных скалах, гулко прошла по мосту, нависшему над пропастью, и вкатилась в опустевший двор Печерской обители. Здесь все в страхе попрятались по своим норам. Да их брезгливо и не трогали, раз хвосты поджали.Люд ворвался в погреба, амбары, стал делить соль, хлеб. Потоптав кадильницы, ободрав иконы, прихватив с собой кресты, одежды первых киевских князей, толпа подожгла монастырь и повалила к Киеву. Бежали вверх узкими улицами ко двору Путяты.– Смерть пролазнику!– Бесчестье в бороду не упрячешь!– Чтоб ему вороны очи выдрали… Сам купу набавляет!– Пустить красного кочета, нехай по жердочке побежит, на кровле запоет.Торопливо закрывали свои лавки торговцы. Бояре с семьями искали защиты в княжеском дворе. Самые страшливые из них уже причащались. Шептали испуганно:– Черные люди и закупы в заговор скопом пошли…– Крамола кругом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26