Сунагат был в том блаженном состоянии, когда мысли обрывочны, беспорядочны. Он думал о Фатиме, но ни одна мысль как-то не додумывалась до конца. Машинально нащупав в песке камешек, он кинул его в речку. Рыбья мелюзга, собравшаяся на прогретой солнцем отмели, бросилась в испуге врассыпную.Полузакрыв глаза, Сунагат смотрел вверх по течению Узяшты, туда, где узенькая лента речки казалась голубой, где синели отроги гор.Там, ударяясь о горные выступы, подмывая их, Узяшты образует глубокие ямы с водоворотами, а затем, побурлив среди валунов, превращается в Долгий плёс. Чуть ниже плёса на правом берегу речки двумя улицами вытянулся Ташбаткан. Одну из улиц, подгорную, называют Верхней, другую, прибрежную, — Нижней. Усадьбы живущих на Нижней улице ограничиваются речкой, их ограды — почти у самой воды.Дальше по течению перекаты сменяются плёсами, а урема — луговиной, где пашут землю и сеют зерно. Ещё дальше на правом же берегу расположена русская деревня Сосновка, а наискосок от неё, по другую сторону речки, раскинулось село Гумерово. Весной, в половодье, попасть в Гумерово можно лишь переправившись через речку на лодке — вброд её в это время не перейдёшь.Между аулом и селом Узяшты делится на рукава, протоки. Один из рукавов ташбатканцы перепрудили, чтобы вымачивать мочало… * * * Спустив в воду привезённые в этот день лубья, Самигулла направился к старику Адгаму, которого Ахмади нанял присматривать за прудом. В отсутствие хозяина Адгам пересчитывает, кто сколько привёз лубьев, определяет их сортность, потом Ахмади назначает за них цену. Старик соорудил себе на берегу шалаш из полубков, а в нём — нечто наподобие нар. Сейчас он пытался развести перед шалашом костерок.— Заедают комары к вечеру, никакого терпенья не хватает, — пожаловался старик Самигулле. — Только дым немного спасает.— А где бай? — спросил Самигулла, имея в виду Ахмади.— Уехал домой. Собирается завтра в степную сторону. А то ещё и в Уфу нацеливался.— С товаром?— С товаром. Медвежью шкуру тоже хочет взять с собой. Продаст какому-нибудь богачу.— К слову, набрёл я сегодня у Кызылташа на медвежью ловушку. Лежит на земле, завязки порублены. Несколько брёвен из середины вынуты, поперёк валяются. Кто, думаю, ловушку ставил? Может, кто из Тиряклов?— Вон как!.. Вагап вроде бы там насторожил. Не его ли ловушка сработала?— Кто знает… Могли и из баловства спустить.— Или ж это ловушка Ахмади-бая?— Так он же рассказывал — застрелил…— А мне сказал, что медведя придавило брёвнами, уж потом пристрелил.— Гм… Странное дело…Солнце стояло уже низко. Адгам решил воспользоваться попутной подводой, и они вместе отправились в аул.Подъезжая к дому, Самигулла увидел у себя во дворе на привязи осёдланного коня. «Чей бы это мог быть?» — удивился он. Быстро распряг свою лошадь, выгнал её, спутав, за ворота — иди, мол, пасись.Дома Салиха угощала чаем гумеровца Гиляжа. Тут же был вернувшийся с реки Сунагат. Самигулла отдал гостю салям, справился о здоровье и тоже сел пить чай.— Как, свояк, промысел? — спросил Гиляж.— Как сказать… Работаем вот да работаем, а дохода большого пока нет. На чай-сахар только.— Без этого тоже не обойтись.— А чем у вас люди сейчас заняты?— У нас дело с камнем связано. Жернова вытёсывают.— Цену за них, должно быть, дают неплохую?— Да, мельничный камень — вещь недешёвая. На прошлой неделе тукмаклинским мельникам свезли. Из Мензелинского уезда просьбу передали нам, просят три-четыре камня. Собираемся на следующей неделе выехать в ту сторону, коль ещё постоит хорошая погода.— Ай-бай! Далеко ехать-то!— Неблизко…Салиха вновь наполнила чашки чаем и, обращаясь к мужу, сообщила:— Езнэ приехал, чтобы пригласить всех нас в гости.— Что ж, очень хорошо, — бодро отозвался Самигулла. — Сказано же: зовут — иди, гонят — улепётывай. Не так ли?— Так, так, — подтвердил Гиляж.Сунагат молчал. Допив свой чай, он опрокинул чашку на блюдце и ушёл во двор. К приглашению отчима отнёсся он холодно, даже парой слов с ним не перекинулся. Надо сказать, после возвращения с завода он всё же сходил в Гумерово, повидался с матерью, но никакой радости в доме Гиляжа не испытал.Самигулла вышел проводить свояка. Сунагат тут же вернулся в дом.Отвязав коня и сунув ногу в стремя, Гиляж наказал:— Так вы постарайтесь поспеть к заходу солнца.— Ладно, — пообещал Самигулла.Салиха занялась приготовлениями к поездке: сбегала к жене Шагиахмет-бая, выпросила взаймы три пригоршни пшеничной муки, быстренько испекла пресные хлебцы — без гостинца ехать неудобно. Между тем Самигулла сходил за своей лошадью.— Ну, ты готова? — крикнул он жене, хлопотавшей в летней кухне.— Почти готова, запрягай лошадь.— Уже запряжена.Салиха кинулась в дом. Достав из сундука своё единственное сатиновое — с оборками — платье, она переоделась.— А ты что не шевелишься? — спросила она Сунагата, молча смотревшего в окно.— Я не поеду, апай.— Ах-ах! Это как понимать? — изумилась тётка. — Не совсем же чужие они тебе. Родная ж мать у тебя там. Была бы жива моя мать — за сорок гор побежала бы к ней, не то что в Гумерово. Пожилой человек, не считаясь с возрастом, приехал с приглашением, выказал тебе уважение, а ты нос воротишь. Некрасиво так-то!— Поезжайте без меня, — продолжал упорствовать Сунагат.— Ты посмотри-ка на него! — обернулась Салиха к вошедшему в дом мужу.— Что стряслось?— Шуряк-то твой отказывается ехать.— Раз уж мы собрались, давай вместе поедем. Посмотрим, что за угощенье приготовил свояк, послушаем, что скажет. На худой конец, и у нас есть языки, — принялся по-дружески увещевать Самигулла, памятуя, конечно, какие отношения сложились между его шурином и свояком.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111