— Аитба-а-ай! — вдруг заорал он. — Идите-ка скорей сюда!— Что, иль медведь тебя дерёт?— Да не меня… Скотину тут задрал.Возле кучи валежника лежали останки лошади. Гибат внимательно осмотрел их.— Не похоже, чтоб медведь задрал: шкура цела…— Чья ж это была лошадь?— Кто знает…— Погоди, так это ж пропавший скакун Ахмади-ловушки! — определил Аитбай.— Буланый…— Точно — он!— В самом деле! Видать, напоролся на сук, а?— А Ахмади из-за него Самигуллу с Вагапом изводил!— Да ещё медведя из вагаповой ловушки забрал: дескать, для приманки была положена требуха буланого. А вышло-то вот как…— Хорошо, что старик Вагап подал в суд, прищемил ему хвост.— В самый раз урок этому дунгызу! * * * В этот же день, когда прояснилось, Самигулла с Зекерией отправились огораживать дом Ахтари-хорунжего.— Приедет губернатор — не приедет, а бед ному старику — какая-никакая помощь, — сказал Самигулла и, разложив вокруг дома жерди, принялся вбивать колья, заточенные Зекерией.Жилище старика Ахтари стояло в конце аула, на отшибе, слепо уставившись затянутыми брюшиной окошками на заросли крапивы и бурьяна. Когда наладили изгородь, домишко сразу как будто повеселел.— Неплохо бы заодно и крышу подлатать… — сказал Самигулла с удовлетворением оглядев сделанное.— А что, пока не остыли — возьмём да подлатаем, — согласился Зекерия и пошёл запрягать лошадь, чтобы съездить к пруду за полубками.Самигулла взобрался на крышу, начал отдирать жерди, которыми были прижаты полусгнившие полубки. С крыши и увидел возвращающегося откуда-то хозяина дома: старик брёл, опираясь на палку. Совсем состарился Ахтари. Сколько ему лет — он и сам не может сказать. Много! Волосы его поседели давным-давно, белая борода, как клок кудели, свисает по самую грудь. Глазами ослаб, еле видит дорогу, да и ум его теряет ясность, порой заговаривается старик. В молодости, говорят, отличался он бесстрашием, славу имел, но богатства никакого не нажил, прожил всю жизнь в бедности. И сейчас всего добра у него — одна коза да вот этот наполовину ушедший в землю домишко.Подходя к дому, старик заметил на своей крыше человеческий силуэт и поднял крик на всю улицу: решил, что туда забрались мальчишки, разоряют воробьиные гнёзда.— Ах вы, шельмы! Вот я вас! А ну, слезай те, черноликие! Это чьи ж дети разбойничают?..Тут старик наткнулся на изгородь, пошоркал по ней палкой и закричал ещё яростней:— А это чьё баловство? Кто изгородь поста вил? Кто издевается над старым человеком? Покарай вас жестоко аллах!..Услышав крик, вышла из дома старуха, принялась объяснять, что люди пришли помочь им, но то ли Ахтари не слышал её, то ли не мог понять, — он продолжал кричать надтреснутым голосом, воинственно взмахивая палкой:— Каянные! Шайтанья свора! Слезайте, вот я вас!Самигулла попытался растолковать ему с крыши, в чём тут дело.— Бабай, слышишь, бабай! Губернатор так велел, завтра к нам приедет губернатор. Поэтому мы и двор огородили.Однако сообщение о приезде губернатора не успокоило старика, а лишь ещё более разъярило.— Какое дело губернатору до моего двора? Он, что ли, мне дом поставил? Пускай свой двор огораживает!Самигулла с Зекерией всё ж завершили начатое дело. Ахтари-хорунжий долго ещё ворчал и после их ухода.
3 После аульного схода ташбатканские богатеи втайне друг от друга начали готовить угощения для губернатора: в больших бочках поставили бродить медовуху, заквасили кумыс; заранее наметили, какую скотину забить.Староста решил провести репетицию встречи губернатора. По его распоряжению весь аул — мужчины, женщины, молодёжь, вплоть до малых детей — высыпал за околицу. Староста расставил народ в два ряда вдоль дороги, по которой должен был проехать важный гость. Впереди встали баи, затем мужчины среднего достатка, за ними — бедняки, женщины, замыкали шеренги старушня и малолетки.— Вот так, аккурат, и встанете, — наставлял староста. — Когда высокочтимый губернатор подъедет, все радостно улыбайтесь и кричите: «Губернатор — ура!» Слышали?— Слышали, слышали… — отозвались несколько человек.— А ну-ка, попробуйте крикнуть все враз. Ну!..— Губернатор — уря-а-а!— Вот так. Очень хорошо. Однако надо кричать ещё громче. Слышите?— Слышим, слышим!— Высокочтимый губернатор приедет, аккурат, не позже чем завтра или послезавтра. Выйдем встречать с хлебом-солью. Принесите с собой паласы и цветы. Паласы постелите на дорогу, цветы набросаете сверху. Все должны прийти празднично одетыми. Предупреждаю: кто придёт в плохой одежде, на того наложу штраф. Все в эти дни будьте дома, слышите? — грозно сказал староста, глядя на тех, кто победней, и на молодёжь.— Слышим, слышим!— На сегодня всё. Можете разойтись.Гариф был вполне удовлетворён своей сегодняшней работой. Стоял он, гордо выпятив грудь, изредка поглядывая на медную бляху — знак власти над аулом…Ни на следующий, ни на последующий день губернатор не приехал. Волнение старосты достигло предела. На третий день прибежали к нему домой двое десятских. На лицах — испуг, глаза выпучены. Выпалили в один голос:— Едут, Гариф-агай, едут!— Где? — выскочил староста, как подкинутый.— Там… Прямо к нашему аулу направляются…Все трое выбежали во двор. Один из десятских с кошачьей ловкостью вскарабкался на крышу, чтобы ещё раз взглянуть на дорогу.— Во-о-он, едут… Десять-пятнадцать повозок. Есть и верхоконные, — крикнул он, указывая рукой в сторону Гумерова.Староста не вытерпел, тоже взобрался на крышу. Действительно, верстах в трех от аула пылило по дороге множеств» повозок.— Они! Аккурат, они! Бегите, объявите — пускай народ идёт за околицу. Да поживей!Спустившись с крыши, староста некоторое время бестолково метался по двору;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111