ведь её мать приходилась родной сестрой Франциску Первому — тому самому королю, которому так не повезло в сражении при Павии против Карла Пятого; однако власть французской короны внутри страны Франциск расширил и укрепил.После смерти отца Жанна д’Альбре сделалась непомерно важною дамой, но земель Беарн, Альбре и Наварра, составлявших целое королевство, ей все-таки казалось недостаточно. У ныне царствующего короля Франции из дома Валуа оставалось ещё четыре сына, поэтому, побочная ветвь Бурбонов едва ли могла рассчитывать получить власть в скором будущем. Однако Жанна дерзко предрекла сыну своему Генриху самую необыкновенную судьбу, о чем позднее вспоминали с удивлением; должно быть, она имела дар ясновидения. Но ею руководило только честолюбие, эта страсть выковала в столь хрупкой женщине несгибаемую волю, и это наследие, которое она оставила сыну, немалым грузом легло на его судьбу.Едва мальчик к ней вернулся, как Жанна прежде всего стала преподавать ему историю их дома. Она не замечала, что он все время жмётся к хорошенькой фрейлине или, как в Пиренеях, босиком выбегает играть на улицу, влекомый любопытством к девочкам, этим столь загадочным для него созданиям. Но Жанна не видела действительной жизни, она жила мечтами, как это бывает у слабогрудых женщин.Королева сидела в своих покоях, одной рукой обхватив Генриха, который охотнее резвился бы, как козлёнок, другой прижимая к себе его сестричку Екатерину. Жанна нежно склоняла голову с тускло-пепельными волосами между головками обоих детей. Лицо у неё было тонко очерченное, узкое, бледное, брови страдальчески хмурились над тёмными глазами, лоб уже прорезали первые морщины, и углы рта слегка опустились.— Мы скоро поедем в Париж, — сказала она. — Наша страна должна стать обширнее. Я хочу прибавить к ней испанскую часть Наварры.Маленький Генрих спросил: — А почему же ты не возьмёшь её себе? — И тут же поправился: — Пусть папа её завоюет!— Наш король дружит с королём испанским, — пояснила мать. — Он даже позволяет испанцам вторгаться к нам.— А я не позволю! — тотчас воскликнул Генрих. — Испания — мой враг и врагом останется! Оттого что я тебя люблю! — пылко добавил он и поцеловал Жанну.А она пролила невольные слезы, они текли на её полуобнажённую грудь, к которой, словно желая утешить мать, прижался маленький сын.— Неужели мой отец всегда слушается только короля Франции? Ну, уж я-то ни за что не стану! — вкрадчиво заверил он мать, чувствуя, что ей эти слова приятны.— А мне можно с вами ехать? — спросила сестричка.— Фрейлину тоже надо взять, — решительно заявил Генрих.— И наш папочка там с нами будет? — спросила Екатерина.— Может быть, и будет, — пробормотала Жанна и поднялась со своего кресла с прямой спинкой, чтобы не отвечать на дальнейшие расспросы детей. Путешествие Несколько времени спустя королева перешла в протестантскую веру. Это было немаловажное событие, и оно отозвалось не только на её маленькой стране, которую она по мере сил старалась сделать протестантской; оно усилило боевой дух и влияние новой религии повсюду. Но сделала это Жанна по той причине, что её супруг Антуан и при дворе и в походах брал себе все новых любовниц. И так как он был сначала протестантом, а потом, по слабости характера, снова вернулся в лоно католической церкви, то она сделала наоборот. Может быть, она переменила веру и из подлинного благочестия, но главное, чтобы бросить вызов своему вероломному супругу, двору в Париже, всем, кто обижал её или становился поперёк дороги. Её сын когда-нибудь станет великим, но лишь в том случае, если он поведёт за собой протестантские полки, — материнское честолюбие давно ей это подсказало.Когда, наконец, наступило время отъезда в Париж, обняла Жанна своего сына и сказала: — Мы едем, но ты не думай, будто делается это ради нашего удовольствия. Ибо мы отправляемся в город, где почти все — враги нашей веры и наши. Никогда не забывай об этом! Тебе уже семь лет, и ты вошёл в разум. Помнишь ли, как однажды мы уже являлись ко двору? Ты был тогда совсем крошка и, пожалуй, забыл. А отец твой, может быть, и вспомнил бы, да слишком у него память коротка и слишком многое он порастерял из того, что было когда-то.Жанна погрузилась в горестные думы.Генрих потянул её за рукав и спросил:— А как тогда было при дворе?— Покойный король ещё здравствовал. Он спросил тебя, хочешь ли ты быть его сыном. Ты же указал на своего отца и говоришь: «Вот мой отец». Тогда покойный король спросил, хотел ли бы ты стать его зятем. А ты ответил: «Конечно», и с тех пор они выдают тебя за жениха королевской дочери; они на этом хотят нас поймать. Я тебе к тому говорю, чтобы ты им не очень-то верил и был начеку.— Вот хорошо! — воскликнул Генрих. — Значит, у меня есть жена! А как её зовут?— Марго. Она дитя, как и ты, и ещё не может ненавидеть и преследовать истинную веру. Впрочем, я не думаю, чтобы ты женился на Маргарите Валуа. Её мать, королева, — уж очень злая женщина.Лицо матери вдруг изменилось при упоминании о королеве Франции. Мальчик испугался, и его фантазия получила как бы внезапный толчок. Он увидел ужасающую, нечеловеческую морду, когтистую лапу, здоровенную клюку и спросил: — Она ведьма? Она может колдовать?— Уж наверно, ей очень хотелось бы, — подтвердила Жанна, — но самое гадкое не это.— Она изрыгает огонь? Пожирает детей?— И то и другое; но ей не всегда удаётся, ибо, к счастью, бог покарал её за злобу глупостью. Смотри, сын мой, обо всем этом ни единому человеку ни слова.— Я обо всем буду молчать, мамочка, и буду беречься, чтобы меня не сожрали.В ту минуту мальчик был поглощён своими видениями и не допускал, что может когда-либо позабыть и эти видения и слова своей матери.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33