— сказал Ендрек.Слимак остановился посреди дороги, решив передохнуть. Он поправил шапку, уперся левой рукой в бок, а правой показал на холмы:— Видишь ты горы там, над имением? С них все время земля сыплется вниз. Может, неверно?— Нет, верно.— То-то, что верно. А та земля, что осыпается, она на чьи поля падает, а?— Известно, на господские.— То-то, что на господские. А та земля, что осыплется с господских полей, к кому упадет на пашню — ко мне или к Гжибу?— Известно, к Гжибу, раз его поля на косогоре под господскими, а ваши по ту сторону долины.— Вот видишь, — продолжал Слимак. — Если б мои поля были там, где Гжибовы, я бы с господской земли имел пользу; а как земля мне досталась за рекой, то я меньше и пользуюсь.— Да еще с ваших же холмов земля падает на господские луга, — подтвердил Ендрек.— На все воля божья! — сказал мужик и снял шапку. — Тем я хуже наших мужиков, что у меня земли меньше, но тем лучше самого барина, что земля с моего хутора сыплется на его луга и богатство его приумножает.Ендрек, выслушав это рассуждение, покачал головой.— Ты что башкой мотаешь? — спросил его отец.— Не по мне все, что вы говорите.— Не по тебе, потому что ты моложе меня и глупее.— А вы, тятя, стало быть, глупее Гжиба, потому что он старше вас и говорит совсем другое.Мужика так и кольнуло в сердце.— Ах ты щенок этакий! — крикнул он. — Вот я дам тебе в морду, так ты мигом смекнешь, кто умнее!..Довод был настолько веский, что Ендрек умолк, и дальше они шли, уже не разговаривая. Стасек о чем-то мечтал, а Слимак то беспокоился, сдадут ли ему луг в аренду, то удивлялся, что его старший сын проповедует столь превратные теории.— Гм! — ворчал мужик. — Учится, паршивец, у других. Гордый, черт, никому не уступит; слава богу, что хоть не ворует. Ого! Нет, уже он-то не будет мужиком.Начиная с места, где, плавно поднимаясь в гору, с большаком соединялась дорога, ведущая в имение, Слимак шел все медленнее, Стасек озирался все тревожнее, и только Ендрек становился все бойчее. Но вот из-за холма показались черные, но уже покрывшиеся почками ветви придорожных лип, а затем трубы и крыши помещичьей усадьбы.Вдруг раздались два выстрела.— Стреляют! — заорал Ендрек и бросился вперед, между тем как Стасек уцепился за карман отцовского зипуна.— Ты куда? Сейчас же назад! — крикнул Слимак.Ендрек насупился, но замедлил шаг.Они поднялись на холм, где тянулись уже одни только господские поля. Позади, внизу, лежала деревня, еще ниже — луг и река; перед ними за забором стоял господский дом, еще какие-то строения, дальше — сад.— Видишь, вот и господский дом, — сказал Слимак Стасеку.— Это который?— Вон тот, с крыльцом на столбах.— А там что за хата?— Налево? Это не хата, а флигель, а тот низкий домик — кухня. Погляди-ка, видишь, во флигеле одни горницы внизу, а другие вверху.— Вроде как на чердаке.— Это не чердак, а этаж. Чердак еще выше, под крышей, как у нас.— А лазят туда по стремянке, — вмешался Ендрек.— Не по стремянке, а по лестнице, — сурово ответил отец. — В самый раз, станет тебе пан кувыркаться по жердочкам! Пан любит, чтобы все было удобно. Оттого у него и сено воруют с сеновала над конюшней.— Тятя, а направо это что — все в окнах? — спросил Стасек.— Тут, видать, сами господа посиживают да на солнышке греются, — ответил Ендрек.— Не болтай, чего не знаешь! — оборвал его Слимак. — Тут стены, все как есть, из стекла, зовется теплица. В ней всякие цветы, какие только виданы на свете, и цветут круглый год, даже среди зимы, когда в поле снегу по колено.— Цветы-то, верно, бумажные, как в костеле, — снова вмешался Ендрек.— То-то и есть, что настоящие. А цветут потому, что садовник всю зиму топит печку.— А яблоки тут есть зимой? — спросил Ендрек.— Яблок нет, одни апельсины.— Верно, раз во сто лучше яблок? — спросил Ендрек, и глаза у него загорелись.Мужик презрительно махнул рукой:— Ни-ни… Попробовал я одно такое. Маленькое, как картошка, зеленое, а уж пакостное — собака и та бы выплюнула…— И они такое едят?— Чего ж им не есть!— Вот дураки! — сказал Ендрек.— Сам ты дурак, потому что толку в этом не знаешь, — ответил мужик. — Тебе небось нравится, когда похлебка круто посолена? А барину нравится, когда от другой еды у него во рту пакостно. У всякого свой вкус: вол любит траву, а свинья — крапиву.— Гляньте-ка, тятя! — вдруг заорал Ендрек, показывая на двор.Но не успел он крикнуть, как снова грянули два выстрела. Когда дым рассеялся, они увидели у ворот молодого человека в желтых гетрах до колен и в серой куртке с зелеными лацканами. Сбоку у него висела охотничья сумка, на животе патронташ, а в руках еще дымилась двустволка.— Это тот самый, что вчера ехал верхом, еще картуз у него с башки свалился, — сказал Ендрек.Мужик нагнул голову на одну сторону, потом на другую и пристально вгляделся.— Он и есть, растяпа! — признал Слимак с неудовольствием. И прибавил шепотом: — Ох, не к добру! Теперь уж наверняка мне луг не отдадут, раз нам перешел дорогу этот фармазон.— Ружьецо-то у него славное! — сказал Ендрек. — В кого это он стрелял? Тут только воробьи летают. А может, просто так? Эх, кабы мне такое ружье, я бы стрелял целый день, хоть по холмам, а пороху — будь он неладен — столько бы сыпал, что гул пошел бы на весь приход.— А в нас он не выстрелит? — тихо спросил Стасек, не решаясь идти дальше.— Чего ему в нас стрелять? — ответил отец. — В людей стрелять не позволено, за это в тюрьму сажают. Хотя… кто его знает, что ему вздумается, этому нехристю!— Ого-го! — подхватил Ендрек. — Пусть-ка попробует!— А что ты ему сделаешь?— Вырву ружье и снесу к старшине. Да еще разика два сам выстрелю дорогой.Между тем охотник, зарядив свой ланкастер, подошел к мужику.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79