Она выпила большую чарку, топнула ногой и крякнула: «Ух-ха!..» Потом утерла рот и начала рассказывать:— Слыхали, что пан продает имение: леса, поля — все? Может, только оставит себе дом да сад…Слимаку на ум пришел его луг, и он весь похолодел. Но коротко ответил:— Басни!— Басни?.. — повторила старуха, стараясь подавить икоту. — А я вам скажу, что не басни это, а истинная правда. И еще вам скажу, что нынче мужики, главные наши богатей, сговариваются с Иоселем и с Гжибом купить имение у помещика… Как есть, все имение, провались я на этом месте!..— Как же это они сговариваются без нас? — сердито спросила Слимакова.— А вас они не хотят принимать. Говорят, что и так вы будете у самой дороги и что вы уже успели на ней подработать и обидеть других…Старуха выпила еще чарку и хотела продолжать, но водка ударила ей в голову. Она только крякнула: «Ух-ха!» — и потащила Слимака плясать, однако силы сразу ее покинули. Как подкошенный стебель, она повисла на руке мужика; тот вынес ее в сени и едва уложил в углу на подстилке, как бабка захрапела, до того ее разморило.Следующие полдня Слимак потихоньку советовался с женой, что делать в такой оказии. К вечеру он надел новый овчинный полушубок и отправился в корчму на разведки.Пока он шел, на дворе стемнело, и в корчме зажгли огонь. Отворив дверь, Слимак увидел за столом Гжиба и Лукасяка. При свете сальной свечи мужики в тяжелой зимней одежде походили на огромные камни, какие дремлют кое-где в полях, охраняя межи. За стойкой сидел Иосель в грязной полосатой фуфайке. У него был острый нос, острая бородка, острые кончики пейсов, острые локти, даже во взгляде было что-то колючее.— Слава Иисусу Христу! — поздоровался Слимак.— Вовек! — небрежно ответил Иосель.Гжиб и Лукасяк, сидевшие, развалясь, за столом, только кивнули ему головой.— Что нынче пьют хозяева? — спросил Слимак.— Чай, — ответил шинкарь.— Дай-ка и мне. Да черного, как смола, и побольше араку.— Вы пришли сюда чай пить? — насмешливо спросил Иосель.— Не за чаем я пришел, а разузнать…— О том, что вам наговорила Собесская, — проворчал шинкарь.Слимак уселся подле Гжиба и повернулся к нему.— Вы что, имение надумали покупать у пана?Мужики взглянули на Иоселя, он усмехнулся. Наконец ответил Лукасяк:— Э-э… Так, толкуем от нечего делать!.. Да и у кого в деревне найдутся деньги на такое дело?— Вы двое могли бы купить, — заметил Слимак, — вы да Гжиб.— Может, и могли бы, — подхватил Гжиб, — да для себя и для своих деревенских.— Ну, а я что же? — спросил Слимак.— Вы нас не пускали в свои дела, так не суйтесь в наши.— Не ваше это дело, а общее.— Именно мое! — горячился Гжиб.— Такое же, как и мое.— Именно не такое… — настаивал на своем старик, стуча кулаком. — Не понравится мне кто, не приму его в долю — и баста!..Шинкарь усмехнулся.Лукасяк, заметив, что Слимак бледнеет от бешенства, взял Гжиба за руку.— Пошли, кум, домой, — сказал он. — Чего ругаться, когда и дело-то еще неверное? Пошли, кум.Гжиб взглянул на Иоселя и поднялся с лавки.— Стало быть, без меня хотите покупать? — снова спросил Слимак.— Цыплят-то вы летом скупали без нас, — ответил Гжиб.Оба пожали руку Иоселю и вышли из корчмы, не простясь со Слимаком.Шинкарь посмотрел им вслед, продолжая усмехаться.Когда скрип шагов по снегу затих, он повернулся к Слимаку.— Ну, хозяин, видите, как нехорошо у евреев хлеб отбивать? Из-за вас я потерял рублей пятьдесят, а вы и всего-то заработали двадцать пять, зато вражды себе нажили в деревне на целую сотню.— И они без меня купят землю у пана? — спросил Слимак.— А почему бы им не купить без вас? Какое им дело, что вы на этом потеряете, если им будет хорошо?Мужик покачал головой.— Ну-ну! — прошептал он.— Я, верно, мог бы помирить вас с деревней, — продолжал Иосель, — но зачем мне это? Один раз вы уже меня обидели, а сердце у вас никогда ко мне не лежало.— И не помиришь? — спросил Слимак.— Помирить я могу, но у меня есть свои условия.— Ну?..— Во первых, вы отдадите мне те пятьдесят рублей, которые я летом из-за вас потерял, а потом… построите на своей земле хату и сдадите ее моему шурину.— А что он там будет делать?— Он будет держать лошадей и будет ездить на железную дорогу.— А мне что делать с моими лошадьми?— А у вас останется ваша земля.Мужик поднялся с лавки.— Нет уж, не надо мне чаю, — сказал он.— А я и в доме его не держу, — пренебрежительно ответил шинкарь.— Не дам я вам эти пятьдесят рублей и хату для шурина вашего не стану строить.— Ну-ну, как хотите, — ответил Иосель.Слимак вышел из корчмы, хлопнув дверью. Иосель повернул ему вслед свой острый нос и острую бородку, меланхолически усмехнувшись. В ночной темноте Слимак сперва наткнулся на господского батрака с тяжелым мешком ржи на спине, потом заметил девку-работницу, которая кралась между плетней, пряча под тулупом гуся, а Иосель все продолжал усмехаться. Он усмехался, отдавая батраку два злотых за рожь вместе с мешком; усмехался, покупая у девки гуся за бутылку прокисшего пива; усмехался, слушая мужиков, совещавшихся насчет покупки имения; усмехался, когда платил старому Гжибу два рубля в месяц со ста, и усмехался, когда брал у молодого Гжиба два рубля в месяц с десяти.Усмешка казалась неотделимой от его острого лица, как грязная полосатая фуфайка от его тела.В хате Слимака уже погас огонь в печке и давно спали дети, когда он, вернувшись из корчмы, стал впотьмах раздеваться.— Ну что? — спросила его жена.— Это все Иоселевы проделки, — ответил мужик. — Он ими вертит, как хочет.— И не примут тебя в долю?— Они-то нет, да я пойду к самому помещику.— Завтра пойдешь?— Завтра. Не то пропадет у меня луг. А без него — что мне, горемычному, делать?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79