Был момент смертельной опасности, когда нельзя было двинуться с места, чтобы себя не обнаружить, и все замерло в обоих, но Митю озарила вдруг догадка, что немцы стреляли в ту самую дрофу, которая пролетела, и, когда он высказал эту догадку, пробудилось в обоих мальчишеское любопытство удачливых охотников к охотникам неумелым. Вот тогда-то, взвалив дрофу на плечи, Митя первым двинулся на шоссе, а Васюк, не спросив даже его, зачем это, пошел за ним.
III
Сама очевидность была против торжествующего восклицания толстого немецкого майора: и лейтенант и шофер видели, что дичь не была убита, что она скрылась где-то далеко, откуда ни в каком случае не могла быть принесена так мгновенно; но чересчур сильно хотелось майору, чтобы было именно так, до того сильно, что он забыл и о времени и о пространстве.
- Ага, мальчишка, давай мой гусь!
Он смотрел весело на Митю, протягивая к нему руку в коричневой перчатке.
- Это не гусь, это - дрофа! - невольно улыбнувшись такому незнанию немцем обыкновенных вещей, заметил Васюк, но Митя с большой готовностью скинул с плеча дрофу и протянул майору, сказав в тон ему весело:
- Мы же это видели, как вы стреляли!.. Вот куда попали, глядите, - в голову.
И хотя майор стрелял вслед дрофе, и, при самой счастливой случайности, в голову ей попасть никак не мог, он тем не менее оживленно показывал лейтенанту разбитую тяжелой дубиной голову дрофы и раза три повторил с чувством:
- Вот это - выстрел!
- Однако эта птица - не гусь, она больше гуся, - сказал лейтенант.
- Не гусь?.. Да, вы правы, - она гораздо больше гуся... Колоссальная птица! Мне не приходилось никогда охотиться за подобными птицами, раздумывал вслух майор, взяв дрофу за шею и попробовав на вытянутой руке ее вес. - В ней не меньше, как двенадцать кило!.. Мальчишка, - обратился он к Мите, - это есть не гусь, а?
- Хотя называют так - дрофа, но все равно, - весело ответил Митя, считается даже куда лучше всякого гуся!.. Что перепел, что дрофа - одного вкуса мясо.
- Ага! Вкусный мясо!.. Дро-фа! - торжествующе подхватил майор и, еще раз попробовав тяжесть дичи и полюбовавшись ею, начал укладывать ее в машину.
Он занес уже ногу, чтобы сесть на свое место, но счел нужным спросить все-таки:
- Мальчишка! Откуда идет, а?
- Оттуда вон, - беспечно ответил Васюк, показав рукой вниз, где работал и уже расходился народ.
- Дорогу прочищали там, - еще беспечнее и светло улыбаясь при этом, подтвердил Митя.
- А-а... Куда идет? - снова спросил майор.
Митя только успел назвать деревню, как Васюк вскрикнул:
- Еще две дрофы!
Усталые до изнеможения, две дрофы тянули снизу в лес и шарахнулись, заметив людей на шоссе, однако не быстро, в том направлении, откуда только что пришли юные партизаны.
- О-о, я не могу, нет!.. Я имею сердце охотника! - рьяно закричал майор, выхватывая револьвер.
Лейтенант тоже выскочил из машины и вытащил револьвер, хотя не говорил о своем охотничьем сердце, но выстрелить не удалось все же ни тому, ни другому: дрофы как-то мгновенно пропали из глаз, - ведь местность была очень изрезанная, гористая.
- Сели, - вдохновенно сказал Митя и даже присел для наглядности, глядя на лейтенанта.
- Ага! Да, да! Они сели! - подхватил майор и первым двинулся от машины туда, за шоссе, в направлении полета дроф.
За ним пошел и лейтенант, а за ними обоими Митя и Васюк, как идут за охотниками загонщики дичи. Только шофер, человек уже по пятому десятку, дисциплинированный и потому молчаливый, остался сидеть в машине и дожидаться возвращения господ офицеров с новыми двумя необыкновенно огромными птицами, каких никогда раньше не приходилось и ему видеть.
Между тем темнело быстро, но ехать уже оставалось недалеко - километров десять - до ближайшего города, на берегу моря, и дорога была расчищена.
Чтобы русские мальчишки не спугнули дичи, майор пошел было вперед сам вместе с лейтенантом, но скоро устал проваливаться чуть не на каждом шагу в снег по колено и послал вперед мальчишек.
Васюк и Митя вполне добросовестно вглядывались сквозь кусты в заволоченные сумерками полянки и привычно шли довольно быстро, прокладывая следы для немцев: однако дроф не было видно.
- Ну-ну, мальчишка, а? Где твой Дроф? - время от времени спрашивал пыхтящий от усталости майор, а лейтенант ничего не спрашивал, но посматривал иногда на Митю, как старшего из двух ребят, подозрительно.
Это заметил Митя. Он видел и то, что отошли они уже довольно далеко от шоссе и что стемнело достаточно для того, чтобы им шаркнуть в сторону той самой тропинки, по которой они шли сюда утром, обогнув сожженную сторожку лесника.
Он выразительно поглядел на Васюка, пригнулся вдруг и сказал тихо майору:
- Сидят!
Он остановился, присел и показал рукой вперед, где что-то темнело невысокое среди кустов и двустебельчатое. Что именно темнело, трудно уж было разобрать, но Митя, а за ним и Васюк быстро отодвинулись в сторону, пропуская вперед охотников, которым надо было присесть тоже и прицелиться, чтобы не промахнуться.
И сначала майор, уловивший по направлению Митиной руки цель, за ним лейтенант действительно присели, выдвинувшись вперед и выставив свои револьверы, а Митя сзади, размахнувшись, изо всей силы ударил майора по голове дубиной.
Удар Васюка по голове лейтенанта запоздал на момент, тот успел выстрелить, но только в куст перед собою и тут же свалился на спину майора.
И несколько раз еще, хекая, как на трудной работе, широко размахиваясь, опускали разведчики свои дубинки на головы тех, кто, быть может, приказывал так недавно пытать и вешать лесника Акима Семеныча и заживо сжечь в пылающей сторожке его трех ребятишек и жену Аксинью.
1 2 3 4