нистожный - свету от него много не бывает, а вечером и тем более чуть-чуть, а тут, как упал я, глаза мне совсем заметило, и дальше уж я не помню, били они меня вдвоем с девкой этой здоровой или нет, - в этом врать не хочу. А должно быть, как лежал я на полу без чувств всяких, то они вдвоем темноты дождались, да меня на улицу вынесли, а пальто с меня сняли и шапку тоже, как она чистый каракуль была, и сейчас ее купить если - полтораста рублей отдай.
Одним словом, очнулся я уж на улице, и холод во мне и дождик на меня с крыши капает... А пальта и шапки нету... Вот как она меня обработала, эта Фенька.
- Может, пальто и шапку какие другие шли, сняли? - вставил Евсей.
- Какие же могли быть другие. Ну конечно, потом уж на кого хочешь думай, только домой когда к себе я попал наконец, - ни пальта, ни шапки, и во мне во всем жар, и голову несветимо ломит... И так, что я пять сутков тогда пролежал, не выходя. Жаловаться - это мне такой совет люди давали. Ну, а я уж видел тогда, что все эти жалобы мои будут в пустой след. Никакие жалобы тут помочь тогда не могли, потому что Фенька, она не такая дура, чтобы пальто-шапку дома держать. Она их за эти пять сутков раз двадцать могла продать, а властям тогдашним, какие тогда были, так могла бы она набрехать, что меня самого грабителем сделала бы. Девка же еще, да она сама - их бы против меня двое говорили. А мои где свидетели? Сказали бы: нападение делал - вот и все. Как меня уж через эту Феньку судили один раз, то я уж знал, чем она у нового начальства дышать станет... И вот почему мне говорят: жалуйся, а я отвечаю: подожду, когда мне полегчает... А сам планирую так: последние деньжонки, какие у меня уж из кассы давно были взяты и спрятаны, на эти деньжонки я собрался да из Севастополя тогда взял и подался в тихое место - в Армянск.
Вот черезо что я до того времени в Севастополе не дожил, когда адмиралов-генералов в море топили. Это, мне говорили, уж в марте было, называлось Варфоломеева ночь, а я в январе ушел... и даже еще до этого времени, как матросы севастопольские город Симферополь взяли. Так что об этом я уже в Армянске узнал и подумал: "Не иначе - кондуктор Чмелев тут при этом отличился". Куда он потом делся и моя Луша с ним - этого я уж не знаю, не приходилось слышать.
И так что потом, правду тебе сказать, жил я совсем кое-чем, лишь бы мне прожить. А чуть заворошка какая военная начиналась, я свой мешок собирал и уходил опять в тихое место... Как в те года строиться охотников очень мало являлось, то жил, положительно тебе сказать, кое-чем... В Мелитополе жил, в Новомосковском жил, в Павлограде жил, - а как фронты сюда дошли, также махновцы и прочие, я даже взад Харькова подался... В Чугуеве тоже я жил.
- Это где твоя краля была?
- Вот-вот... Краля... Только ее, брат, уж я не нашел, счезла, а, конечно, мужская думка у меня на ее была... Ну, известно, революция людей раскидала куда зря, а как я ее настоящей фамилии не знал, где же ее найтить. Спрашивал я там у людей казначея, а мне говорят: теперь и казначейства-то никакого нет, а не то что тебе казначея. Лысый, говорю, из себя, картуз зеленый. Так же, говорят, и лысых теперь мало где осталось, а больше пошли молодые, какие с волосьями... Ну, одним словом, может, он даже и не казначей был: у баб правду разве узнаешь.
- Так неженатый ты и прожил?
- Говорится пословица: жениться-то шутя, да кабы не взять шута... Вот поэтому я и остерегался. А, конечно, жениться бы отчего не так, когда это стало простое очень дело. Но я не так про свою законную жену помнил, как помнил я про Феньку.
И вот же теперь это я в первый раз после стольких годов в Крым опять заявился, и смотрю я с горы этой в ту сторону - в той стороне Севастополь, а в этой, налево, - тут Феодосия, Керчь, смотрю я туда, а сам думаю: надо бы когда туда проехать, на тот дом, с какого лететь пришлось, полюбоваться, также на Корабельной побывать... А то дело, конечно, уж к старости идет... Посмотреть надо.
- Чего же тебе там смотреть? - удивился Евсей. - Домишко опять свой смотреть?
- Конечно, он уж теперь законно не мой считается, а настояще Фенькин, как я его сам, выходит, бросил и от него ушел. По новым нашим советским законам так выходит. Называется - бесхозное имущество, раз заявки на него не сделано от хозяина настоящего, а потом, через столько лет, заявки хоть и не делай: дом, раз он бесхозный, должен к городу отойтить. Ну, тут же он, конечно, не к городу Севастополю отошел, а в руках окончательно Феньки остался.
- Может, твоей Феньки и на свете давно нет? - перебил Евсей.
- Может, и нет... Все может быть... Тогда ее дети - наследники. Считай, сколько старшему лет, когда уж в семнадцатом елозил.
- Годов шестнадцать.
- Вот видишь как. Это уж считается теперь самый настоящий возраст... Значит, у Феньки уж целый хозяин за это время возрос. Да другие еще, небось, догоняют... Все-таки хотится мне до Севастополя доплысть... Давай вместе, а?
- Гм... Это чтоб у твоей Феньки меня вместе с тобой били?
Евсей хлопнул немного Павла по спине и встал:
- Пойдем ужинать, а то опоздать можем.
Начинало не то что темнеть, а золотеть повсеместно, точно поднялась золотая пыль и запорошила и горы и море. Павел спускался с Евсеем к баракам совхоза и говорил:
- Нет, все-таки Фенька, она уж теперь тоже под годами. Года же, они человека много меняют... Как здесь работа кончится, ты, конечно, как знаешь, а я уж все одно - корпится мне, значит, надо: туда подамся.
1932 г.
ПРИМЕЧАНИЯ
Кость в голове. Впервые напечатано в журнале "Октябрь" № 1 за 1933 год с подзаголовком: "Из книги "Мелкие собственники". С тем же подзаголовком и с датой: "Крым, Алушта. Май 1932 г." вошло в сборник "Около моря". С той же датой, но без подзаголовка вошло также в сборник "Маяк в тумане" (1935) и в Избранные произведения, том второй, 1937.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18