Первые лучи рассвета еще не успели коснуться дальних холмов на востоке, когда Ричард Львиное Сердце, попрощавшись с Беранжерой и пообещав ей скорое свидание в Иерусалиме, повел за собой крестоносцев. Как ни старался он скрыть отсутствие решимости, не из тех он был людей, кто может надеть на себя маску и казаться не таким, каков есть в ту или иную минуту. Вот и Беранжера это почувствовала шепнув напоследок: «Мой Иерусалим там, где есть ты, любимый». Робер де Шомон, также видя усталую обреченность во взгляде своего государя, пытался ободрить его, но так неумело, что Ричард в конце концов рассердился:
— Перестань, Робер. Думаешь, я не уверен в грядущей победе? Я уверен в ней более, чем когда либо. Ведь точно известно, что в стане врага происходит смута и Саладин пребывает в резиньяцииnote 18… А кроме того, недавно мне было дано видение, точный смысл которого мне покуда неведом, но кажется, это явный знак того, что нам следует идти на Иерусалим именно теперь.
На самом деле смысл видения, посещавшего несколько раз Ричарда в последние дни, не был ему ясен. Впервые оно явилось ему в замке Мерль, неподалеку от Яффы, куда не так давно они с Беранжерой отправились ради развлечения, а также отведать ранних арбузов, коими испокон веку славилось близлежащее село Тонтура. После великолепного обеда король пожелал уединиться со своей возлюбленной супругой и в самый пылкий миг любовного наслаждения в окно отведенной для четы спальни влетела белоснежная голубка. Она стала порхать вокруг головы Ричарда и кружилась довольно долго, покуда не вылетела обратно через окно. Но самое удивительное, что король-то ее видел, а Беранжера нет. В другой раз, Ричард увидел голубку, стоя на одной из башен замка Кафарлет. Башни Кафарлета своей округлостью напоминали королю луарские замки, и он любил приезжать сюда время от времени. И снова он был вдвоем с Беранжерой, и, как и в прошлый раз, он видел голубку, а Беранжера — нет. Птица появилась в небесах словно из ниоткуда. Покружив над головой Ричарда, она устремилась на восток, и король подумал: «Верный знак, что мне пора снова идти на Иерусалим», но голубка вдруг вернулась, вновь покружила над рыжими кудрями Ричарда и улетела на сей раз в противоположном направлении, в сторону моря, растаяв над голубой лазурью Медитерраниума. В третий раз то же самое повторилось в Яффе, сразу после совета с храмовниками и госпитальерами и объявления нового похода. Что означали эти странные движения птицы? То ли, что Ричард завоюет Иерусалим и с честью вернется домой за море? Или что он двинется в сторону Святого Града, но вынужден будет потом с позором покинуть Левант и возвратиться в Европу ни с чем? В любом случае, голубка предрекала ему путь сначала на восток, а уж потом за море.
В Шато де Какой, небольшом замке, возвышающемся над чахлым селением в самом сердце Шаронской долины, где крестоносцы остановились, чтобы передохнуть и подкрепиться, Ричарда подстерегало нежданное-негаданное несчастье — он вновь обнаружил признаки болезни, умертвившей его старших братьев. Он хорошо помнил, что еще вчера ничего такого не было, и вот сегодня будто кто-то невидимый бросил ему в пах целую пригоршню прыщей. С этого мгновенья тягостное чувство не покидало короля. Сыпь стремительно распространялась по телу, и Ричард, молясь в одиночестве, со слезами упрашивал Бога дать ему знак — этот недуг предвещает будущую погибель или же он исчезнет, как только крестоносцы под знаменем с чашей войдут в освобожденный Иерусалим? Наконец, войско Ричарда достигло той самой Бетнубы, откуда в прошлый раз оно повернуло назад, обманутое лживыми сведениями наймитов Жана де Жизора. И, будто желая проверить свой рок, Ричард повелел и на сей раз разбить здесь лагерь, здесь дожидаться прибытия основных сил из Сен-Жан-д'Акра.
Стояла изнурительная жара, крестоносцы изнывали от бездействия и зноя с каждым днем ожидание подкрепления становилось все томительнее, наступил июль, сарацины все назойливее тормошили лагерь своими частыми и весьма удачными вылазками, а король Львиное Сердце лежал в своем шатре, осыпанный прыщами, потный и горячечный. Однажды, когда Робер де Шомон сидел подле его постели и рассказывал какой-то очередной случай из своей жизни на Кипре, Ричард приподнялся с подушки и воскликнул:
— Голубка! Вот она! Наконец-то!
Роберу сделалось не по себе. Он пытался понять, что происходит с королем, но не мог. Ричард видел голубку, летающую над его рыжей головой, и зеленые глаза короля сияли, как капли быстро пронесшегося ливня на свежей зелени листьев в лучах брызнувшего солнца. Ричард вскочил с постели и выбежал из шатра. Робер бросился за ним следом и увидел короля, замершего в оцепенении, лицом на запад, а спиной на восток, и когда тамплиер осмелился промолвить: «Ваше величество. ..», монарх повернулся к нему потухшим взором и произнес:
— Робер!.. Это была не просто голубка… И она сказала мне, что я должен вести свое войско назад в Яффу, а затем возвращаться в свое королевство.
В тот же вечер, в ставку Ричарда в Бетнубе явился сенешаль ордена тамплиеров Жан де Жизор в сопровождении самого Сафадина, брата Саладина. Уединившись с Ричардом, они сообщили ему весьма важную новость — Саладин тайно готовится принять христианство; для того, чтобы все необходимые приготовления были завершены, ему потребуется год, а то и два. Поэтому, если Ричард как христианин понимает всю важность происходящего, он должен оставить затею со взятием Иерусалима и, по возможности, скорее заключить с великим султаном перемирие. Беседа проходила в строжайшей тайне, и единственный, кому Ричард счел возможным доверить её содержание, оказался старый тамплиер Робер де Шомон.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129