Говори. Строка включается в ничем покуда не заполняемое выражение. От Фрейда до Батая - постоянные ссылки на жизнь простейших... пусть даже это, но чтобы оно было . Иначе с чем сравнивать? Иначе, в чем же надежда? Там, где я вырос, парикмахеры на рынке при встрече ранним утром вместо приветствий обменивались загадочным: ну как? , и не менее странным в ответ: мы стрижемся и бреемся, а оно все растет . У вокзала шесть братьев жило. Жили они в землянке. У них была мать. Отцом им было все вокруг. Трое ходили с бритвами Ed. Wushop Solingen, какимто непостижимым образом приваренными к латунным кольцам, чтоб надевать на пальцы. Убивали приправой , то есть ножом. Бритвами же писали . Мы
входим в весенние смутные вечера, в костры. Лепестки пепла осыпали волосы, цвел огонь, таяли на губах. Печеная в углях картошка, конечно же, обжигала рот. Желтый катер переместился к мосту Свободы. Кровь завязана в узел рождения и теперь не хлещет ежемесячно по ногам.







6:30 (утро, пасмурно)
Начало тяжко, какую б хвалу ни возносить воплощению
(ты всегда повторение - не в этом ли благо? -
даже в губах материнских, где слепящим туманом
любви к другому - семь путешествий отца синдбада -
точнее жалостью к комку слизи,
беспомощному осадку). Хотел бы ты повторить свою жизнь?
Откуда осы?
Весы.
Высказанное - остаток.
q
Tо что, думалось, уже восхищено снегом, стеснившим месяцы. Автобус не уходит. Метастазы очереди, основания концентрации и истребления, - такова еще одна проблема перевода, кому понятно? между созвучьями рост инея, но также и клювы пречистые букв, в замещении достигших невесомости и чистоты пепла. Черное масло отсеребрившихся дождей (естественна ли весть звука вне значений, оставленных некогда в обиходе предложения? летающая паутина звезды, туманностей, скопления птиц). Подобное описание не способно описать даже сна. Усыплены пробуждением снега, где сквозняки вполголоса изучают осязание - мы говорим в троллейбусе, - это - признание, говорю я вполголоса, поскольку требуется нечто в ответ, когда. Иная речь. Да, иная, множество их существует для описания, множество предлагается нам условием последующей достоверности. Четверть века минуло с той поры, как я окончил школу. Последний раз встреча с выпускниками, то есть с одноклассниками, случилась лет десять тому. Я все забыл. Вчера какието женщины с животами, огромные... море водки, но я никого не помню... ктото достает фотографию, говорит - хочешь взять себе? ... я ничего не понимаю, ее вытащили со связанными ногами, нет, почему же, я помню как ее звали. Тончайший слой эмульсии. Сотри пальцем. Через несколько дней пропадает надобность знать, чья собственность имя собственное, которое некоторым образом принадлежало и мне. И я сказал, но не вслух, и не в себя, но както мимо слуха и себя, и всего - она осталась вот там, не изменяя себя, не изменяя себе, не меняя теперь ничего, не меняя времен, в постоянном признаниикосновении, в возрастающей косвенности глаз. Непроникновение, углубляющее длительность. Со связанными ногами. Либо я неправ в том, что я тот, кто стал этим здесь - в том, что я есть. Самодостаточность световидного шара. Так капли. Так неуклонное приращение капель или бритвенных лезвий. Бесспорно, каждый город вынужден с чегото начинаться. Я не могу иначе. Всматриваться до растворения очертаний. Очертания смерти не выявлены. Поражение. Всматри
ваться, говорю я тебе, всматриваться - признание. Я не могу иначе, как только на свалках, на пустырях приступать к началу суждения. Подчас археология, изучая украшенные тонкими ожогами полые кости птиц, прекращает исследования, со связанными ногами, эмульсия, солей сцепление. Анафора. Херсонес. Празднества асхофориев... Спорыньи колосья венчают. Солнце стоит в центре каждой метафоры, ночи. Есть иное мнение о точке, за которой деление памяти невозможно. Близкое в близком. Близкое в далеком изоморфно великому в малом. Рассеянные споры стекла становятся словесной опорой тому, кто, огибая предмет, находит, что давно в него вписан.
12:00 того же дня.
Впрочем, как осени. Но,
намереваясь о неизбывной тревоге
раздумывающего о том, как бы снова история
не спустила с языка еще одну шкуру,
влага горла его наполняет впадину смехотворного сочетания:
я одинок , как одиночество (услужлива память)
любого ответа под декабрьским, назад отступающим небом
в поисках вопрошания.
Флажки снов сползают по карте. Флюгерное движение
к пункту схождения, к полюсу,
связывающему виденье и виденье.
Будущее занято расщеплением настоящего.
Параллельные. Сходства.
Между еще не упавшим яблоком и повисшим облаком
простирается небо изменения гласной -
под оболочкой глаза лучи очертаний собраны
в зияние точки.
Поэзия открывает письму бесконечное чтение,
и время, будто сокровенный магнит,
искривляет прямую речи,
от нескончаемых отражений освобождая объект,
первое лицо от прямой речи.
Время - незавершенный рисунок семени.
Гдето тут собака зарыта.
Такогото года в начале марта.
Очки на переносице поправляет Кондратий Теотокопулос.
У магазина выгружают из фургона капусту.
Пот собирается в его висках.
В крупнозернистых мхах
колодцы. Каждый - веретено ягодной крови.
Бересты горизонтальные струпья, отделяясь погодно,
обнаруживают значимость иного предмета.
Нагое мужское тело, развернутое в плечах,
увенчанное головой ибиса (в других регионах - быка)...
охапка пшеницы... или же тростника...
весы (виселица - инструмент
неукоснительного соблюдения равновесия)... разливы...
какаято перекладина, заключенная в круг (труп),
предлагают себя на выбор.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24